Я окончил институт с красным дипломом, после чего меня заметил и предложил работать на кафедре теории и методик физвоспитания мой первый учитель в науке Арам Аветисович Тер-Ованесян. Он указал мне будущее и поставил на путь, за что я ему в высшей степени благодарен. Но с самого начала мои занятия по методике спортивной тренировки пошли в русле спортивной психологии. Когда настало время идти в аспирантуру, я не колеблясь выбрал именно это направление. Потом появилась альтернатива — можно было уехать в Киев, Москву или Ленинград. И я поехал в город на Неве: побывав там однажды, тут же влюбился в него без памяти. Поступил в Институт имени Лесгафта, где моим шефом стал знаменитый Авксентий Пуни. Это была целевая аспирантура, и по ее окончании мне полагалось вернуться во Львов. Пуни же предложил продолжить работу у него на кафедре психологии, и я остался.
Только защитил диссертацию, как у меня начался самый настоящий кризис. Прихожу к шефу и заявляю, что все психологи — болтуны и демагоги. «А ты?» — негодует он. «И я сейчас такой же, — отвечаю. — Считаю, что просто знать предмет и рассказывать о нем — мало. Надо владеть психологией воздействия и влияния». И тут мне повезло еще раз: директор школы-интерната № 62 спортивного профиля оказался большим энтузиастом и позволил мне создать свой кабинет психорегуляции. Я начал практиковать и очень скоро поехал с пловцами на Спартакиаду народов СССР. Известный пловец и тренер, в то время один из лидеров ленинградского плавания, Владимир Китаев сказал: «Гена, я знаю, как готовить пловца функционально, а вот что делать с его головой — не представляю». И предложил мне отправиться с командой на соревнования. Кстати, одним из первых моих подопечных стал Геннадий Турецкий, впоследствии знаменитый специалист, воспитавший четырехкратного олимпийского чемпиона Александра Попова. Я его, тогда еще просто спортсмена, учил аутогенной тренировке.
Мою работу заметил тренер Игорь Кошкин, у которого подбиралась очень сильная группа, и пригласил к сотрудничеству. Помню наш первый разговор: мы долго сидели у него в номере и разговаривали по душам. В конце концов он сказал: «Вот тебе в распоряжение моя бригада, делай с ней, что хочешь. Я тебе верю...» На состоявшемся вскоре чемпионате СССР ребята из нашей группы выступили очень здорово. Большие награды, которые вручались призерам на пьедестале, они брали себе, а маленькие, так называемые медали участников, несли граверу и выбивали на них мое имя. Кошкин был потрясен и на всесоюзной конференции в ленинградском Доме политпросвещения рассказал об этом случае: «Представляете, они несут медали не мне, а Горбунову! Сначала я был возмущен, а потом понял: если сами ребята так оценивают роль психолога, значит, он мне нужен». В этом плане Игорь Михайлович был героическим человеком: переломить себя, наступить на горло собственной гордости и амбициям могли немногие. Его слова добавили мне известности, и в 1975-м я уже плотно работал со сборной страны. На следующий сезон тогдашний главный тренер Сергей Вайцеховский взял меня на матчевую встречу с командой ГДР в Геру, а еще через год — на чемпионат Европы.
— Сейчас в спорте трудно чем-то удивить, здесь работают специалисты из самых разных областей. В дремучие 70-е человека, объявившего себя спортивным психологом, воспринимали, наверное, скептически?
— Самым важным было доказать свою полезность, оказаться нужным. Когда люди видят, что от тебя есть польза, они начинают относиться совсем по-другому. Мне повезло, что в меня поверил Кошкин. После того как его ученик Владимир Сальников стал лидером сборной страны, тренер начал настаивать, чтобы я ездил с ними повсюду. Скепсиса по отношению ко мне было немало, но Кошкин все время твердил: «Если Горбунова не будет на соревнованиях, за результат я не ручаюсь». И руководство давало указание: психолога надо взять.
Конечно, были те, кто ревновал. Получить экипировку, отправиться в зарубежную поездку хотелось каждому, а команда-то не резиновая. За спиной начались какие-то шепотки, пошли интриги... Вайцеховский это понял и на одном из сборов во всеуслышание заявил: «Если Горбунов на турнир не поедет, его место не займет никто. Он командируется совсем по другой линии». После этого интриги разом прекратились, и я начал ездить со сборной на все соревнования.
Хотя скепсиса и ревности все равно хватало. Один главный тренер пригласил меня в команду, но при этом доверительно взял под руку: «Не думай, что будешь работать со спортсменами. Ты нужен для разговоров лично мне». Прошло время, и вдруг он изумленно заявляет: «Слушай, а ты нашел время и на ребят?» Немало был удивлен этому обстоятельству. Есть люди, категорически боящиеся поделиться своей славой. Не дай бог, появится кто-то, способный сказать, что он тоже приложил руку к триумфу. Вот сейчас, к примеру, Настя Зуева в интервью благодарит меня за помощь на Олимпиаде. Конечно, это многих задевает. Ведь в Лондоне вокруг сборной было немало народу — врачи, массажисты, научные сотрудники… Слава богу, тренер Насти Наталья Козлова — очень хороший и добрый человек — полностью разделяет мнение своей подопечной о моей работе. Кстати, подобно Кошкину в те давние времена она первая настаивала на моем непременном присутствии на Олимпиаде.