— Вот говорят, что Хазин критикует Гайдара, а ведь именно Егор Тимурович спас в 1991 году страну от голода. Разве не так?
— Это из разряда легенд о динозаврах. Сам Гайдар, кстати, ужасно боялся поднимать эту историю, потому что он, как утверждают, открыл тогда военные склады с неприкосновенным запасом. Вот такая экономика! Но пока мне не показали документ, я считаю, что это тоже легенда. Хотя именно вот такими слухами полнится земля. Что же касается так называемого голода… Голода в стране тогда ни в одном глазу не было, а вот в середине 90-х стало куда хуже, люди замерзали в своих домах... А тогда, в 1991 году, были только специально организованные проблемы с поставками водки, табака, хлеба.
— И никаких проблем?
— Никто не говорит об отсутствии проблем вообще, только не нужно ничего демонизировать. Да что там говорить, посмотрите на Белоруссию, в которой осталась еще во многом советская система управления. А теперь представьте, что такая же система сохранилась бы и у нас, с нашими запасами нефти и газа… Олигархов, конечно, и в природе не было бы, но, положа руку на сердце, скажите: вот вам лично они очень нужны?
— Как вы относитесь к идее главы Счетной палаты Сергея Степашина вернуться к итогам приватизации? Вроде бы вопрос отложен, но ведь не забыт.
— Это не степашинская идея, а американская. Первым ее озвучил нобелевский лауреат в области экономики Джозеф Стиглиц. Когда в Белый дом пришел Джордж Буш и начал диалог с Владимиром Путиным, Стиглиц объявился именно с этой идеей — о пересмотре итогов приватизации в России. Идея, кстати, вполне разумная. Она позволяла поднять нравственный рейтинг нашей страны и ликвидировать основания для постоянного оттока капитала. Но наши приватизаторы, что совсем неудивительно, встали и продолжают стоять на этом направлении стеной. И вообще представляете, что будет, если сейчас действительно начнут пересматривать приватизационные дела?.. За все время, пока был на госслужбе, я не видел ни одной полностью законной приватизационной сделки. И это при том, что приватизаторы сами себе писали законы, которые потом сами же и нарушали.
— Понятно, что в администрации вас тоже не жаловали…
— Да нет, на первом этапе все было нормально. А вот потом, когда встал вопрос о том, в каком направлении развивать страну, борьба обострилась. Ведь меня не просто уволили, я десять лет был невыездным. И управление кадров президента несколько лет очень жестко следило за тем, чтобы меня случайно не взяли куда-нибудь на работу. При этом я руководство администрации в глаза не видел. Да и с Ельциным у меня был эпистолярный роман. Нам приходилось писать ему по несколько служебных записок в день.
— Такой бумагопоток? Теперь понятно, что стоит за фразой «президент работает с документами».
— При Ельцине была система, когда все проекты правительственных решений в обязательном порядке проходили через согласование у президента. Вот мы и писали с утра до вечера. Представляете, что такое формат записки президенту? Это от силы полторы страницы большими буквами, при этом самое длинное предложение не должно превышать шести слов. Считалось, больше Ельцин не усвоит.
Впрочем, иногда мы немножко хулиганили. Был как-то один спор, который никак не упаковывался в полторы страницы, а главное — оба участника имели «доступ к телу», и по этой причине нужно было давать Ельцину реальные аргументы на все возможные возражения сторон. Ну я и написал восемнадцать страниц весьма злобного, энергичного текста. Дня через три звонит мне Лившиц и говорит: «Зайди!» Я зашел, он мне показывает эту записку, вдоль и поперек испещренную пометками, а на первой странице характерным президентским почерком написано: «Большое спасибо, Александр Яковлевич, почаще присылайте мне такие интересные документы!»
— Вряд ли Ельцин серьезно разбирался в экономике. Вы, кстати, по образованию тоже не экономист, а статистик.
— Зато статистика труднее обмануть. Когда мы пришли в администрацию, первым заданием было описать реальное состояние дел в экономике — чтобы можно было понять, что и как реально делает правительство. И вот октябре 1997 года направили Ельцину доклад, где мы показали, что если продолжать нынешнюю финансово-экономическую политику, то под конец лета или в начале осени 1998 года случится дефолт. Кстати, именно из этого доклада потом выросла теория кризиса — поскольку мы поняли, что и в мировой экономике действуют те же самые механизмы, только медленнее.