Выбрать главу

— Разве может быть свобода на телевидении, особенно если речь идет о политике?

— Знаете, единственный мой пост, который мне в этом смысле иногда хотелось бы вычеркнуть из своей биографии, это председатель ВГТРК. Я туда не по-праведному пришел, и не по-праведному оттуда ушел.

— В каком смысле?

— Сейчас я вам расскажу, как все было. Считайте, что это небольшая исповедь. Первый разговор о должности председателя ВГТРК со мной провел Коржаков. Он не говорил об отмене выборов, он рассказывал, как Борис Николаевич устал от Попцова, что нужна свежая молодая кровь. Но было совершенно очевидно, что есть там какая-то другая подоплека. Многие считали, что лучше было бы выборы вообще не проводить. А уж если проводить, то так, чтобы выбора особого не было. Все боялись, что Ельцин не пойдет на выборы, что победит Зюганов. В воздухе пахло серой. И я сказал: пусть мне сам Ельцин предложит этот пост, тогда я пойду. Я был уверен, что тут-то меня и пошлют. Но вместо этого меня пригласили сопровождать Бориса Николаевича в составе его свиты в Екатеринбург, где он как раз и объявил, что будет участвовать в избирательной кампании. Для меня это был решающий момент. После этого мне Ельцин предложил пост председателя ВГТРК, и я согласился. Я готов был участвовать в схватке, а если проиграем, готов был участвовать в дальнейшей борьбе.

— То есть вы так верили в Ельцина?

— Знаете, я никогда не боготворил Ельцина, хотя понимал, что в судьбоносный момент вокруг него сплотилась лучшая часть общества, интеллигенции. Было время, когда я им восхищался, но это было очень короткое время.

— Август 1991-го?

— Да, конечно. Даже до этого. Но то, что было в 1993-м, что было после 14 февраля 1996 года, когда он объявил, что идет на выборы, меня очень разочаровало. Есть события, которые имеют колоссальную отдаленность в результате. Тогда грамотные, но циничные люди выдвинули такую идею: давайте выберем лучшее из двух зол, и тем самым изнасиловали страну. Как и многие, я сомневаюсь в том, что результаты выборов не были подтасованы. Не вполне уверен, что люди бы выбрали Зюганова. Но почти уверен, что Зюганов бы не продержался долго, потому что коммунистическая идея себя исчерпала. Все-таки проснулись люди — закончился уже «сон разума, который рождает чудовищ». Мне довелось присутствовать на заседаниях предвыборного штаба. Денег было немного в стране. И вот встал вопрос — повысить пенсии или те же деньги потратить на это предвыборное шоу. Один из членов штаба сказал, что эффект от повышения пенсий, конечно, может быть больше. Но лучше мыслить в историческом масштабе — так ведь придется без конца повышать пенсии, а это поколение коммуняк все равно умрет, так пусть оно умрет скорее. Другой пример. Зашла речь о том, что надо продавать золото, золотые запасы. И главный банкир сказал, что делать этого нельзя. И вот встал один очень интеллигентный человек и сказал: «Помните книгу «Ленин в Цюрихе» Солженицына? Помните, Ленин там говорит: «Через месяц или будем болтаться на виселице, или будем министрами». Какое тут, к черту, золото?! Вот такой был подход — настоящая бесовщина в булгаковском смысле. Такая дерзкая, веселая бесовщина 90-х.

Не знаю, до какой степени Ельцин был в курсе всего этого. Он был такой уральской могучей сосной, которую взяли наперевес и которой пробивали стену. Он был во многом орудием в их руках. Да, он хотел быть президентом. Но я помню слезы Наины Иосифовны, которая очень не хотела, чтобы он шел на выборы. Все эти его инфаркты и пляски... На наших глазах происходили похороны с карнавалом. Я давал эфирное время Святославу Николаевичу Федорову, кандидату в президенты России, — и меня за это били. Мы со Светой Сорокиной стали вести программу «Открытые новости» — и ее закрыли. Я часто задерживался вечерами на работе и пил. Один. Я стал чужим во всей этой тусовке — вскоре меня перестали приглашать на заседания предвыборного штаба, вообще старались держать меня на расстоянии, потому что просто молчать и бездействовать я не мог.

— Зачем такие сложности? Могли ведь просто уволить...