— И при таком-то либерализме отец пострадал за крестившегося сына?
— Дело было не в крещении. На человека, который просто ходил церковь, власти не обращали особого внимания. Проблемы и у меня, и у моей семьи начались после того, как я решил поступать в семинарию. Это был уже совершенно иной уровень «антисоветскости». Отец решил «по-честному» предупредить шефа о моих планах. Но академик Федосеев тут же настучал в ЦК, и вскоре отцу ясно дали понять, что он не может работать на прежнем месте. Его резко понизили в должности. Спустя годы отец рассказал мне, что мой демарш перекрыл ему путь в Париж: его хотели послать на многолетнюю работу в ЮНЕСКО. А еще Федосееву пришла в голову «замечательная» идея: отправить меня на перевоспитание в армию. Я ведь после окончания университета был лейтенантом, а по военной специальности — замполитом. Академик принялся звонить в ЦК и Министерство обороны, требуя, чтобы меня немедленно призвали. К счастью, там оказались здравомыслящие люди, которые разумно решили, что Советской армии такие замполиты не нужны. И вопрос был закрыт.
— А сейчас у вас, кстати, какое звание?
— Все то же — лейтенант. Апгрейда с тех пор не было.
— Ходят слухи, что многие ваши коллеги получали в те годы чины, звания и оперативные псевдонимы в другом силовом ведомстве. Вы понимаете, что я имею в виду.
— С нетерпением жду, когда у нас раскроют соответствующие архивы. Думаю, в конце концов это будет полезно и для Церкви, поскольку позволит развеять множество мифов.
— А может, потому и не открывают, что некоторые представления о жизни окажутся перевернутыми?
— Уверен, что слухи о сотрудничестве Церкви и спецслужб сильно преувеличены. Во-первых, КГБ, как любая советская структура, обожал приписки. В своих отчетах они могли назвать человека агентом, а тот даже не подозревал об этом. И потом — что называть сотрудничеством? Представьте, что епископ хочет избавиться от недостойного священника, блудника и пьяницы. Но владыка не может ничего сделать без согласия Совета по делам религий, а фактически — без санкции КГБ. И вот при встрече с «товарищем в штатском» он говорит: «Слушайте, прихожане возмущаются, спрашивают, почему я терплю этого попа. А я ничего не могу ответить. Или вы хотите, чтобы я сказал, что это вопрос к советской власти? Но учтите: об этом могут узнать «западные голоса». А потом гэбист пишет: «Имел беседу с таким-то агентом, тот дал такие-то показания на такого-то священника...»
Не думаю, что сильно страдала в те годы и тайна исповеди. Если кто-то, допустим, каялся в том, что выпил молочка в Великий пост, это не было грехом в глазах КГБ. А те, кто слушал Би-би-си или распространял самиздат, сами не считали это грехом и соответственно не рассказывали об этом на исповеди. Нравственно предосудительным является лишь один вариант сотрудничества: если священник доносил властям об «антисоветской деятельности» или политических взглядах доверившегося ему человека, заведомо зная, что тот может пострадать. И о таких случаях знать действительно полезно — «в назидание потомству».
— Вы знали, идя в семинарию, об этих особенностях отношений между РПЦ и государством?
— Разумеется, знал. Я прекрасно понимал, что иду не просто в Православную церковь, а в Церковь советскую, предельно лояльную действующей власти. Кроме того, не забывайте, что я учился на кафедре научного атеизма: мне аккуратно преподнесли всю гадость, которую только можно собрать о Церкви. Но я уже тогда научился различать, где в Церкви Христово, а где — слишком человеческое.
— А вас пытались завербовать?
— Уговоры дать подписку были, но до угроз и требований, к счастью, не дошло. Я не отказывался от общения со своим «куратором». Хотите поговорить? Пожалуйста. Давайте поговорим: о погоде, о том, что пишут в газетах. Если хотите, обсудим последнее выступление Горбачева. Да, преподаватели и студенты академии одобряют выступление лидера страны... У КГБ было достаточно рычагов влияния, чтобы добиться моего отчисления из семинарии. А потом приписали бы еще и какую-нибудь политическую статью. Поэтому решил для себя: скандалить не буду. Но не стану и стучать. Героизма тут нет. Не я оказался не по зубам, а зубки были уже гнилыми. Система работала по инерции, без огонька. Хотя инерция была очень большой. Церковь находилась на периферии внимания советского государства, поэтому перестройка дошла до нее чуть ли не в последнюю очередь. Серьезные изменения начались лишь к концу 1988 года, после празднования 1000-летия крещения Руси.