ВИП-туризм
/ Автомобили / Новости
Обзавестись семейством — еще не значит отказаться от адреналина, уверены в Porsche. Cмелый тезис они подкрепили делом: в Париже немцы сдернули драпировку с очень необычной Panamera. Дело тут даже не в подзаряжаемом гибриде нового поколения: перед нами... Porsche-универсал!
С ходу и не скажешь, что машину сочиняли, держа в уме полезную кубатуру и простые геометрические формы: кузов почти пятиметровой длины и двухметровой ширины сложен настолько изящно, что Panamera Sport Turismo визуально едва ли тяжелее хетчбэка. Агрессивнее уж точно: экспрессии и динамики добавляют козырек-спойлер да зауженные фонари, выстроившиеся в одну линию с декоративной поперечиной.
Чтобы внешность не шла вразрез с содержимым, автомобиль «нагрузили» последней версией бензоэлектрической начинки: суммарная отдача силовой установки, состоящей из турбированного V6, 95‑сильного электродвигателя и спрятанной под полом багажника литий-ионной батареи, составляет 416 л. с. Запас хода в электрорежиме — 30 километров, причем восстановить заряд можно и от розетки за два с половиной часа. «Хозяйственная» Panamera Sport Turismo достигает 100 км/ч менее чем за шесть секунд, сжигая 3,5 литра горючего на сотню.
Хотя немцы именуют свой экспонат концепт-каром, даже зеркала заднего вида подменили миниатюрными камерами, чтобы исключить разночтения и кривотолки, запустить Panamera Sport Turismo в производство — дело нескольких месяцев. Топ-менеджеры Porsche не скрывают, что всерьез подумывают о таком варианте: рачительные немцы вообще редко показывают пустышки. Судьбу оригинального универсала (или, если угодно, универсального оригинала) определит реакция публики.
Голос крови / Политика и экономика / Спецпроект
Голос крови
/ Политика и экономика / Спецпроект
Андрей Воробьев — об истинной причине смерти Горького, знакомстве с приемным сыном Сталина, проблемах с сердцем у Гагарина, о послевоенной эпидемии абортов, а также о том, почему сын пламенных революционеров оказался беспартийным
Андрей Воробьев — академик сразу двух академий: РАН и РАМН. О чудесах, которые он творил у постели больного, ходят легенды. И не важно, кто перед ним: скромная ткачиха, секретный физик, генсек или президент. Потомок революционеров, ученый, администратор, беспартийный депутат, первый министр здравоохранения новой России, он был и остается Врачом. Да-да, именно так, с большой буквы...
— Андрей Иванович, вы всегда были беспартийным. Это из принципа?
— Меня много раз агитировали партийные функционеры. Но я всегда отделывался — говорил, что не могу выполнять первый пункт устава ВКП(б). Видя, как собеседник лихорадочно соображает, что же там такое написано, напоминал про спор Ленина с Мартовым в 1903 году. Ленин тогда настаивал, что членом партии может быть только человек, активно в ней работающий. Ну а я — тут я разводил руками — весь в науке, в лечебном процессе. Ни хрена я не буду активно работать в партии. Поэтому и не пойду.
— Настоящая причина была серьезная?
— Я сын революционеров. Мои родители Иван Иванович Воробьев и Мария Самуиловна Кизильштейн были большевиками с дореволюционным стажем. Старший брат мамы входил в семерку руководителей вооруженного восстания в Москве. По-моему, он был единственным из семерых, который избежал расстрела. Умер в 1931 году от заработанного в дореволюционных тюрьмах туберкулеза: не дожил до сталинских репрессий. Но отца моего эта участь не миновала. Быть в партии Сталина для меня было категорически неприемлемо. Не только я — все мало-мальски думающие люди это понимали. Разве на войне кто-то поднимался в атаку с именем Сталина? Я был знаком с приемным сыном Иосифа Джугашвили Артемом Сергеевым. Это был очень славный человек — он прошел всю войну, был изранен. Он говорил: «Андрей, командир не мог, как в кино, выскочить в атаку впереди взвода — убьют свои. Я должен был кулаком выкидывать солдат из окопа. И они меня за это ненавидели».