Чтобы почувствовать Володина, стоит, например, соединить две его формулы: «Стыдно быть несчастливым» и «У каждого есть право на собственное несчастье». Артисты МТЮЗа их соединили, сыграв не эпизоды, а судьбы. Вот Катя и Митя (София Сливина и Евгений Волоцкий) прорываются друг к другу, неуклюже кружась — вот-вот помирятся, но стоит оторвать от них взгляд, притянет, не оторвешься, лицо судьи (Виктория Верберг). И ты читаешь ее мысли, которыми она только потом поделится, когда сбросит с уставших за день ног туфли и босая, раскинувшись на траве, затянет песню, став из женщины-функции младшей сестрой Агафьи. Их сестра — третья — и уборщица Таня (Арина Нестерова), жена алкоголика, застенчиво признающаяся, что недавно, всего только несколько лет назад, перестала верить в любовь. А нежная Ирина (Софья Райзман), влюбившаяся в Митю, сестричка Шарлотты, с теми же фокусами не к месту.
Со временем сюжет прорастет в «Осенний марафон». Здесь еще другое время года, и драматург еще не справляется с обыденностью, форсирует драму. Катя попадает в психушку. Глухая стена отделяет ее от тех, кто, казалось бы, с обыденностью справился, получив свое законное право на несчастье, бесстрастно проштампованное в суде. Но когда она кидается за навестившим ее бывшим мужем с отчаянным криком: «Я скучаю по тебе!», — в стене неожиданно распахиваются окна, из которых ей вторят. Яновская поставила Володина-поэта, зарифмовав 24 персонажа.
В начале тех же «Записок нетрезвого человека» есть одно очень трезвое наблюдение: «В искусстве размножились дегустаторы. Этак, язычком: Ц... Ц... устарело это, сейчас нужно вот что... Прежде сверху указывали, каким и только каким должно быть искусство. Теперь прогрессивные дегустаторы решают, каким и только каким оно должно быть». В Московском ТЮЗе без оглядки на моду продолжают ставить спектакли бесстрашные. Я скучаю по такому театру.
Этот безумный мирок / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Этот безумный мирок
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышел роман Владимира Сорокина «Теллурия»
В будущее живой классик Сорокин начал наведываться давно: все его последние книги — и «День опричника», и «Сахарный Кремль», и миниатюрная «Метель», — подобно специальным зондам, ощупывали пространство грядущего. Однако если раньше писатель ограничивался, так сказать, методом непосредственного усмотрения, исследуя чуждый мир преимущественно извне — посредством приборов, то на сей раз он решился вступить в контакт с аборигенами. Его новая книга «Теллурия» (первый тираж 20 тысяч экземпляров) — это не столько роман, сколько разноголосый и не слишком слаженный хор голосов из будущего. Как обычно, стилистически изощренный и виртуозный и — опять же как обычно — не вполне понятно зачем нужный.
В некотором неопределенно далеком будущем мир оправляется после недавно завершившейся войны между исламской и условно христианской цивилизациями. Европа развалилась на множество небольших государств, население которых (люди разного размера — от совершеннейших малышей ростом с пивную бутылку до гигантов-троллей) пребывает в рабской зависимости от всевозможных источников наслаждения, сильнейшим из которых считается теллурий — особый наркотический металл, месторождения которого обнаружены на Алтае. В России, занимающей территорию «от Смоленщины до Уральских гор», в качестве государственной идеологии утвердился «православный коммунизм», в Европе — разные формы технократии... Об этом странном, завораживающем и пугающем мире вещают голоса, перехваченные в эфире и мастерски отлитые в буквы Сорокиным. Мечтает о юной школьнице немолодой педофил. Ведет прямое включение с карнавала в недавно освобожденном от мусульманского ига Кельне наркоман-журналист. Забавляется со специально выведенным в лабораторных условиях «живым удом» престарелая королева Шарлоттенбургская... Одна глава — один голос, одна история. Истории не образуют цельного повествования, создавая исключительно яркое и богатое мозаичное панно.