Выбрать главу

— И угроза кризиса вас не пугает?

— Вот это не шутки. Вероятность, что Европе кризиса не миновать, оцениваю как 50 на 50. Недавно мой расклад был 7 к 3 в пользу худшего сценария. Последние шаги Марио Драги, главы ЕЦБ, вселили сдержанный оптимизм. Если же Старый Свет накроет волной, это очень больно ударит и по российской экономике. Упадут объемы покупок газа и нефти, а потом и цена на сырье. Далее со всеми вытекающими: снижение экспорта, дефицит бюджета... Не случайно правительство выбрало сейчас абсолютно правильную жесткую бюджетную политику. Собственно, за нее и боролся Кудрин, настаивая, что выделение двадцати триллионов рублей на оборону нереалистично и губительно для российской экономики. В итоге Алексей Леонидович поплатился местом, а с его позицией согласились. У нас так принято...

— К слову, о позиции. Мне показалось или вы, Анатолий Борисович, действительно избегаете любых разговоров о Болотной и прокатившейся протестной волне?

— Как известно, я не являюсь ни политическим лидером новой оппозиции, ни сторонником партии «Единая Россия». Тем не менее у меня есть четкое понимание происходящего в стране, и я об этом не раз заявлял. Думаю, на следующие лет десять значимость экономических преобразований в России вторична по отношению к политическим изменениям. Главные тормоза находятся не в экономике, а в политике. Коррупция, неправый суд и прочие известные беды, которые нет смысла перечислять. Болотная и все, что с ней связано, категорически не разовое явление, а проявление глубинных социальных сдвигов, случившихся в стране. Могу утверждать это так нахально, поскольку озвучил мысль задолго до первых акций протеста в Москве. Егор Гайдар говорил, что государство с годовым уровнем дохода свыше пятнадцати тысяч долларов на человека не может долго оставаться авторитарным. Ровно так и происходит, это называется просто: в России образовался средний класс. Да, пока он московский, питерский и немного екатеринбургский, да, в нем нет явных лидеров, я абсолютно не уверен, что нынешние организаторы митингов останутся во главе движения, но процесс пошел, его не остановить. То, что в последний раз на марш вышло не сто тысяч, а тридцать, не говорит о затухании. Фигня это! Будет еще десять митингов, на которые выйдут три тысячи человек, а потом вдруг соберется полмиллиона. Уверен на сто процентов! Этот поезд обратно не едет. Он способен пробуксовывать в зависимости от массы факторов, начиная от времени года и погоды, заканчивая экономическим кризисом. Но новое качество состоялось, оно может развиваться крайне медленно, тем не менее движение началось. Запрос на политические преобразования не исчезнет. Это один вектор. Второй — реакция власти на этот тренд. Вот точка пересечения, которая и определит суть российской истории эпохи 2010-х…

— И каков ваш прогноз?

— Возможно все — от спокойного, эволюционного развития демократических институтов до, увы, настоящих социальных потрясений масштаба 90-х годов. Несмотря на все более очевидно демонстрируемый властью жесткий курс, склонен считать, что возможности эволюционного развития еще не исчерпаны. Скажу даже определеннее: лишь очень грубые ошибки власти способны привести к жесткой конфронтации и глобальной политической катастрофе в России.

— Что может заставить вас выйти на баррикады?

— Мне, как и многим из нашего поколения, пришлось это делать минимум дважды — в 1991-м и в 1993-м. Надеюсь, до такого ужаса больше никогда не дойдет. Хотел бы и дальше делать то, что сейчас. Это самая интересная работа в моей жизни. Повторяю: самая! Абсолютно определенно. В любом прежнем занятии присутствовал некий баланс между содержательностью и необходимым объемом драк, которые требовалось выиграть, чтобы довести дело до победного конца. Во время приватизации девяносто процентов сил я тратил на борьбу и лишь десять на конструктив. В РАО «ЕЭС» решали сложнейшие задачи, на ходу преобразовывая технологический комплекс с непрерывным циклом, определяющий жизнь 140 миллионов человек. Но и там половина усилий уходила на бесконечные бои. Против реформы категорически возражали практически все губернаторы, большая часть Госдумы, сенаторы, значительная часть энергетиков, местные парламентарии, общественность… С годами становится жалко времени на драки. В этом смысле в «РОСНАНО» первые года два не мог прийти в себя, не понимал, с кем бороться. Где они, враги инноваций и нанотехнологий? А их, собственно, и нет. Никто в стране всерьез не может оппонировать необходимости модернизации и создания инновационной экономики. Мало кто верит в такую реальность, но это уже другой вопрос. Что это для меня означает? Освободился колоссальный ресурс, чтобы погрузиться в содержание. Могу спокойно, содержательно работать. Мечта!