— Судя по вашим словам, Михаил Михайлович, геология с географией вам совсем не чужды, тем не менее по стопам родителей вы почему-то не пошли…
— В свое время у меня был серьезный разговор с отцом… Увы, он умер несколько месяцев назад, а последние двадцать лет работал вместе с мамой в морской геологии, изучал закрепленные за Россией участки шельфа, проводил геологоразведку дна Мирового океана. Так вот: незадолго до окончания мною школы отец высказал мнение о профессии экономиста. Он считал, она сродни бухгалтерской. Да и вообще — женское занятие. Папа убеждал: «Миша, тебе придется всю жизнь сидеть в нарукавниках со счетами или арифмометром. Ведь с тоски умрешь!» Отец пробовал работать в Москве в Министерстве геологии, но быстро заскучал и опять запросился на Камчатку. Конечно, родители рассчитывали, что и меня заинтересует более динамичное занятие, но лет с двенадцати я жил с бабушкой и располагал временем для взвешенного и осознанного выбора. Дальнейшее подтвердило правильность сделанного шага. Другой вопрос, что в институте, может, стоило больше сил тратить на тот же английский, а не на политэкономию, которая давалась легко. Но задним умом все сильны. Учился я хорошо, без видимых проблем, оставалось время на спорт, походы в театры, общение с однокурсниками. Не зря говорят, что студенчество — лучшая пора с точки зрения полноты жизни. В конце второго курса я женился, в двадцать один год стал молодым отцом, родилась дочь, появились семейные обязанности, но они не обременяли, а добавляли новых красок. После окончания «Плешки» я сразу поступил в аспирантуру Института экономики Академии наук СССР, а через полгода меня призвали в армию, направили в Мулинский гарнизон. Это в Горьковской области, ближайший город — Дзержинск. Место, прямо скажем, глухое, но именно там давно дислоцируются наши сухопутные силы. Надеюсь, не выдаю военного секрета…
— Под Мулино служил и ваш тезка Прохоров, нынешний владелец заводов-пароходов. Его, правда, под ружье поставили после первого курса. А вы теоретически могли отбояриться? Все-таки аспирант, молодой папа…
— Тогда по закону отсрочка полагалась тем, у кого двое детей. Но главное в другом. Я не собирался увиливать и совершенно не жалею, что провел в армии полтора года. Звучит банально, но для меня это была отличная жизненная школа.
— С дедовщиной не столкнулись?
— Было несколько благоприятных обстоятельств. Во-первых, к моменту призыва мне исполнилось двадцать два года, по возрасту я превосходил многих срочников. Во-вторых, наша часть считалась образцовой, за порядком в ней следили. Она называлась службой горючего, и ее задача заключалась в прокладке мобильных трубопроводов к районам боевых действий. После учебки мне присвоили звание сержанта и оставили в Мулино, хотя примерно две трети ребят уехали в Афганистан, откуда вернулись не все. Именно в армии я получил первый опыт управления крупным коллективом. В роте почти двести человек, у каждого свои характер, привычки, темперамент… Достаточно сказать, что была большая группа дагестанцев, но ничего, жили вполне мирно, без особых эксцессов. Да, конфликты периодически случались, тем не менее до массовых драк не доходило. Словом, не считаю те полтора года вычеркнутыми из жизни, хотя возвращаться в аспирантуру было непросто. Что скрывать? Служба не слишком стимулирует работу мозга, в этом смысле армия существенно отбросила меня назад, зато помогла понять другие нужные вещи. И еще вопрос, что важнее. В аспирантуре я учился вместе с Александром Починком и Алексеем Кудриным, институт возглавлял академик Леонид Абалкин, молодых ученых вели Сергей Толстиков, сегодня — исполнительный директор фонда поддержки отечественной кинематографии, и Ярослав Кузьминов, ныне ректор Высшей школы экономики. Через дорогу от нас на той же улице Красикова располагался ЦЭМИ Академии наук, где Станислав Шаталин, Николай Петраков, Евгений Ясин и их ученики занимались построением экономико-математических моделей. Тогда это были конкурирующие школы с разными взглядами на развитие нашей страны.