Зарплаты у мигрантов мизерные, и это потому, что на них делают большие деньги местные чиновники всех мастей и рангов. Например, на уборку типового участка, состоящего из нескольких домов, РЭУ каждый месяц выделяет более миллиона рублей. Основная часть денег достается тем, кто оформлен по белой ведомости — родственникам или другим лицам, приближенным к начальству. По документам такой «дворник» обслуживает один объект — двор, подъезд, мусорный бак или мусорную камеру. Официальная ежемесячная ставка за каждый из них — 9—15 тысяч, а поскольку объектов несколько, то и зарплата полагается в среднем 20—30 тысяч рублей. В реальной жизни всю работу выполняет за 6—8 тысяч один мигрант. Он трудится и за себя, и за «воображаемого товарища» с утра до поздней ночи.
Понятно, что такое положение дел не способствует формированию благоприятного миграционного климата в стране. Эксплуатация приезжих становится все более остервенелой, а бытовое недовольство среднего класса криминализацией и отчужденностью этнической миграции нарастает. Глава ФМС Константин Ромодановский заметил, что «значительное количество гостей, в основном из стран СНГ, продолжает жить по своим правилам и нарушает российские законы, обоснованно вызывая раздражение нашего населения». Возле полыхающего огнем леса начинается тушение тлеющих травинок: московская полиция проводит масштабные рейды по указанию начальника столичного управления МВД Анатолия Якунина проверить все квартиры, где живут мигранты, и вплотную заняться «процессом декриминализации рынков». Предполагается, что после этой проверки в столице не должно остаться места, где могли бы укрыться нелегальные и непорядочные мигранты. Ведь на самом деле этнические общины далеко не так законопослушны и безобидны, как может показаться на первый взгляд или как рассказывает о том глава этой самой общины.
По словам одного из оперативников Московского уголовного розыска, занимающегося борьбой с этническими преступными группировками, любое объединение по национальному признаку, несмотря ни на что, никогда не выдает своих. Есть, правда, редчайшие исключения: когда на кону стоит благополучие всей диаспоры, тогда это правило нарушается — так было, например, с бирюлевским убийцей, которого на самом деле сдал не хозяин съемной квартиры, а диаспора от греха подальше. По словам оперативников, уровень криминализации этнических объединений достаточно высок, есть даже некие деления по склонности к совершению тех или иных преступлений. За узбеками особых грехов не водится, но они часто используют поддельные документы. Например, депортировали человека, а он через месяц возвращается с паспортом брата либо со своим, в котором изменена всего одна буква в фамилии, и потому по базе данных как принудительно депортированный он уже не проходит. Такая же ситуация с водительскими правами — изъяли права за пьяную езду или нарушение правил, нарушитель вернулся на родину, там за взятку сделал себе новые документы и опять в Москву, на частный извоз или за руль троллейбуса-автобуса-маршрутки. В практике оперативников был узбек, которого шесть раз лишали прав в Москве…
Уровень криминализации приезжих возрастает прямо пропорционально их количеству — то есть чем больше приезжих, тем выше уровень преступности среди них. Легальных рабочих мест на всех не хватает, вот и начинают заниматься уличными грабежами и разбоями, распространением наркотиков, а кто понаглее — рэкетом соотечественников. Сегодня, например, в Москве фиксируются попытки киргизской общины занять лидирующее положение среди приезжих из Средней Азии. Сотрудник МУРа рассказал, что в одном из округов ведется разработка выходцев из Таджикистана, которые работают дворниками, а заодно распространяют героин. При этом оперативники отмечают, что получать информацию изнутри общин практически невозможно — туда вхожи представители только одной национальности, каждый человек как на ладони, все знают его родственников, друзей. О происходящем внутри общины тоже узнать практически невозможно, что очень затрудняет работу полиции.