— Спрашивать, ходили ли по московским театрам, бесполезно? Куда вы без пальто?
— Пару раз выбирался. Посмотрел «Лира» Константина Богомолова, «Маленькие трагедии» у его тезки Райкина... Это, пожалуй, все. Даже к Александру Филиппенко, моему большому другу, на чтецкий вечер не пошел. Я уже говорил, что последняя постановка по пьесе Тарика Нуи далась тяжело, почти четыре месяца репетировали.
— При этом вы хотите усидеть даже не на двух стульях, а на трех. Кроме «Et Сetera» и Театра Шота Руставели обзавелись еще одной сценической площадкой в Тбилиси, которую для вас строит Иванишвили.
— Думаю, все-таки придется уйти из главных режиссеров «Et Сetera». По-прежнему буду ставить там премьеры, одну в сезон — с удовольствием, но работать на постоянной основе вряд ли получится. Приглашенный главный дирижер в больших оркестрах — обычная практика: приехал, порепетировал, сыграл концерт и дальше отправился. А главреж обязан следить за состоянием спектаклей, что-то подновлять, поправлять, вводить исполнителей. На расстоянии этого не сделать. Что касается новой площадки, идея ее создания возникла после моего ухода из Театра Руставели и до предложения Калягина. Сейчас я это не потяну, отдам молодым. Бидзина выкупил старое здание фабрики «Зингер», стоявшее полуразрушенным и разграбленным. В нем завершается ремонт, будут выставочный зал и театральная студия на двести мест. Хочу назвать ее «Рубикон». И скрытый смысл есть, и отголосок моего имени. Премьеру в январе поставлю сам — «Мастер-класс» по пьесе о Марии Каллас, а дальше пусть молодежь учится, экспериментирует. Мне же надо определяться, с чем начинать в Театре Руставели. Может, это будет «Комедия ошибок» Шекспира, может, что-то другое. Важно сделать правильный выбор.
— Москва, как известно, слезам не верит. А Тбилиси?
— Он надеется. Сегодня люди рады моему возвращению, приветствуют, но стоит чуть-чуть споткнуться, не пожалеют. Значит, снова уйду. Уже сам. И плакать не буду. Это точно.
Тбилиси — Москва
Косметический ремонт / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Косметический ремонт
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Спектаклем «Самая большая маленькая драма» Театр Ермоловой открыл сезон
Открытие обновленного Театра Ермоловой одни встретили со слезами умиления, другие — с едва сдерживаемым ехидством, как, впрочем, и назначение Олега Меньшикова новым художественным руководителем. И те и другие могли в этот день воскликнуть: «Мы же говорили!..» Кто же спорит, конечно, отремонтированное фойе стильного темно-сливового цвета, зеркала, расширяющие пространство, и старые афиши в золоченых рамах на стенах, сменившие фотографии артистов, не могут не радовать глаз. Вместо убогости и запущенности — опрятность. В центре, напротив буфетной стойки, разместился киоск, где продаются сувениры (сумки, майки, значки, блокноты), выполненные в новом фирменном стиле. А на стене красуется благодарность его создателям, тоже в золоченой раме. Сразу видно, в доме появился хозяин или хозяева, которым не безразлично, где жить. Однако для скептиков, задававшихся вопросом «Как жить?», оснований не поубавилось.
У входа в парадный подъезд вас встречают портреты... уж и не знаю, как сказать, то ли отцов-основателей, то ли мастеров, оставивших заметный след в истории этого театра. Я понимаю, при теперешней страсти к родословной очень хочется среди именитых предков числить самого Всеволода Эмильевича Мейерхольда, но, право дело, он действительно ставил в этом здании, однако ни о каком Театре Ермоловой тогда еще и речи не было. Если представлять публике бывших художественных руководителей, то почему не всех? Неужели, к примеру, Леонид Варпаховский не заслужил своего места в почетной галерее? Суеверие, конечно, дело личное, но меня смутил лик Владимира Андреева среди знатных покойников. Известно же, история сама расставляет всех по своим местам. Этот экскурс в былое, возможно, был бы излишним, если бы Меньшиков не настаивал, что будет продолжать традиции ермоловцев. Хорошие спектакли в истории этого театра были, большие артисты — тоже. А вот традиций, если не считать двенадцатилетнего периода Андрея Лобанова, не было. Потому-то так хотелось услышать от нового руководства внятную художественную программу вместо присяги на верность. Тем более что решительное снятие почти всего репертуара лишь подтверждало дипломатичность (читай лукавство) нового худрука.