«К 15 октября мы вывезли всех больных, — рассказал «Итогам» Сергей Епифанов, начмед 442-го госпиталя. — Медикаменты распределили в лечебные учреждения в Кронштадте и в Военно-медицинскую академию. Оборудование тоже передали в оставшиеся подразделения». Из госпиталя вывезли фактически все — вплоть до цветочных горшков. В процессе реорганизации вынуждены были даже утилизировать 700 литров плазмы крови! Начальник госпиталя Владимир Лютов говорит, что военные обращались в различные медучреждения Петербурга, но плазму в таком количестве никто не взял, и ее пришлось уничтожать. По самым скромным оценкам, один литр плазмы крови стоит от 3,5 до 4 тысяч рублей, так что фактически в трубу улетело около трех миллионов рублей бюджетных средств.
Наверняка не стали бы церемониться и со зданиями. Хотя, конечно, вряд ли все пустили бы на слом. Объект-то наполовину исторический. Создан был госпиталь по указу императора Николая I приказом военного министра № 4481 от 24 июня 1835 года, а уже в августе 1840 года принял первых больных на свои 1340 коек. В том же году он получил название Первого военно-сухопутного санкт-петербургского госпиталя, а с 1869 по 1917 год носил имя Николаевского. Здесь работали выдающиеся врачи и ученые — Роман Вреден, Петр Куприянов, Владимир Бехтерев, Михаил Аствацатуров. Во время Великой Отечественной это учреждение не закрывалось ни на день, почти половина врачей и медсестер побывали на фронте.
К настоящему времени из десятка с лишним расположенных здесь строений пять имеют статус охраняемых объектов культурного наследия: аптечный флигель, главный, прачечный и сушильный корпуса, а также здание бывшей клиники для душевнобольных. Здесь, кстати, лечился композитор Модест Мусоргский. В этом же здании находится и действующая госпитальная церковь.
Что дальше?
По данным госпитального архива, за 25 последних лет через него прошло 800 тысяч больных. Он рассчитан на 1260 коек, в нем работало более 400 медиков. Можно ли найти равноценную замену?
Сейчас в кафедральные клиники Военно-медицинской академии из 442-го госпиталя отправили долечивать сотни больных. В результате 1-я кафедра (терапии усовершенствования врачей) вынуждена была приспособить под палаты зал лечебной физкультуры. «Но мы не можем существовать в режиме госпиталя, — говорит Сергей Шустов, завкафедрой. — Мы в первую очередь учебное заведение!» Одно крыло казармы для курсантов ВМА используют теперь как изолятор для больных ОРЗ. Битком забиты палаты в госпиталях Кронштадта и в Военно-морском госпитале.
Самый главный актив военной медицины — опытные врачи. Кому-то удалось попасть в штат сохранившихся госпиталей, кто-то уже перешел в гражданскую медицину, но большинство пока остается на прежних местах — и в подвешенном состоянии.
— У нас даже стулья из кабинетов вывезли, — жалуется Али Магомедов, лор бывшего филиала 442-го госпиталя в Выборге. — Мы продолжаем приходить на работу, ухитряемся проводить прием — лечить-то людей надо! Но что будет дальше, не знает никто. На нашей базе можно было бы сделать клинику не только для военных, но и для всех силовых структур. У нас и прежде больничные койки не пустовали, а если еще и силовиков лечить — да мы под завязку будем заполнены! Не говоря уже о ветеранах, о членах их семей — они вообще оказались никому не нужны. Этот вопрос надо решать, пока опытные врачи еще не разбежались. Я хоть самому Сергею Шойгу готов это сказать — наш госпиталь может служить людям, если это организовать с умом!
Новому министру обороны и самому есть что сказать по этому поводу. Правда, на совещании по проблемам военной медицины, проходившем 5 декабря в Министерстве обороны на базе госпиталя имени Вишневского, речь шла главным образом о ситуации с Военно-медицинской академией. Ее решено оставить на исторической родине — в Петербурге. В следующем году ВМА, по словам министра, выделят дополнительное финансирование не только для решения текущих проблем, но и для «ресурсного обеспечения проводимых клинических и фундаментальных исследований, реконструкции корпусов и помещений, а также оснащения ее самым современным оборудованием».