Закуска на весь город / Общество и наука / Телеграф
Закуска на весь город
/ Общество и наука / Телеграф
К 150-летию одного из самых знаменитых новогодних блюд оренбуржские повара сотворили почти 2 тонны салата оливье. Изначально они задались целью настрогать 1743 килограмма в честь года основания Оренбурга, которому исполняется 270 лет. Но увлеклись и перевыполнили план. На контрольном взвешивании весы показали 1841 килограмм. Таким образом, был установлен рекорд для книги Гиннесса. На приготовление ушло 500 килограммов колбасы, 220 — картофеля, 180 — огурцов и еще несколько десятков килограммов других ингредиентов. Приправили все это 260 литрами майонеза. Тут же устроили благотворительный аукцион — первая порция ушла с молотка за 50 тысяч рублей. Собравшиеся с аппетитом поучаствовали в дегустации.
: Empty data received from address
Empty data received from address [ http://www.itogi.ru/russia/2012/52/185413.html ].
Что-то стало неконтактно / Общество и наука / Культурно выражаясь
Что-то стало неконтактно
/ Общество и наука / Культурно выражаясь
Сегодня стало общим местом грустно повторять «совок возвращается». Некоторые считают, что в стране снова нет свободы слова, другие — что имперским духом веет уж как-то слишком… А вот писатель Александр Кабаков в уходящем году заметил приметы старого среди мелочей нового быта
Меня не слишком волнуют признаки возрождения советской жизни, которые многим слышатся в думском законотворчестве и указах верховной исполнительной власти. Меня не трогают цензура на телевидении и назначение губернаторов: обладая до сих пор приличной памятью, я в любой момент готов обратить внимание желающих на то, что были времена, когда кремлевская цензура вообще не требовалась, ибо председатель Гостелерадио товарищ Лапин сам знал, чего нельзя, а губернаторов не существовало вовсе, хватало самодурства секретарей обкомов… Так что теперь до прошлого все еще далеко. И потому «мы против властей не бунтуем» — как сказано одним второстепенным литературным персонажем.
Я лицо частное, и волнуют меня вещи простые, житейские, все, что когда-то называлось мелочами быта или более резко — мещанством.
Вот, к примеру, все ко всем обращаются теперь на ты или еще отвратительнее — полным именем без отчества. Изнасилованный русский язык уже не сопротивляется. Ему чего только не пришлось вытерпеть. Вот была партийная манера, наоборот, обращаться на ты, но при этом по имени-отчеству — тоже та еще красота. «Ты» всем, даже без поправки на возраст. Последний генеральный секретарь вообще, кажется, другого обращения не знал. Так что я все понимаю и терплю девичий голосок, произносящий с повышающейся англосаксонской интонацией и рязанским неизжитым выговором: «Аляксандр?..» И уж знаю, что это какое-нибудь дитя пиара звонИт. То есть звОнит, как скоро разрешат говорить даже словари. Словари начали подгоняться под возможности победившего неграмотного класса еще до войны. Теперь дело полного и окончательного уничтожения родной речи лишь продолжается.
Ну да Бог с ним. Чего ждать, когда «господа» не привились? По уставу «товарищи», в повседневной практике пресс-конференций «коллеги» (хотя там, кроме него самого, ни единого разведчика нет), в лучшем и каком-нибудь расслабленном случае типа встречи с ближним кругом «друзья». А «господа» не идут с языка, протестует натура. Да и то сказать — давайте посмотрим в зеркало… Ну где там господа? Тьфу.
Однако ж не в одних словах дело, дело и во многих делах. Хамство, которое было родовой приметой прежнего строя, оказалось более живучим, чем общественная собственность на средства производства.
Вот обитаю я в подмосковной деревне Павловская Слобода. Деревня современная: посредине бывшая центральная усадьба совхоза, недавно восстановленный храм и рядом одновременно возведенный супермаркет, вокруг — коттеджные поселки «Грин Хилл» и «Маленькая Италия», кирпичные дворцы и виллы… И падает на эти италии и зеленые холмы непобедимый русский снег, и засыпает все вокруг. И администрация сельского поселения проявляет заботу о людях: выводит на снегоборьбу могучую технику в виде бульдозера на малолитражном тракторе. И проклятый этот бульдозер сгребает снег с проезжей части центральной деревенской улицы. И сваливает на без того узкий и уже засыпанный по колено тротуар… Тракторист, остановленный моим вопросом — что ж ты, урод, делаешь? — сформулировал внушенный ему начальниками принцип: «Так тут же машины, а там бабки в церкву идут!» Чисто советское неравенство — неравенство не в богатстве, а в нищете, в унижении и свинстве. Которые пацаны на машинах — они важнее, а бабки в церкву и так доползут…