Андрей Борзенко
Замитькованные / Искусство и культура / Exclusive
Если в Петербурге где-нибудь на Невском громко сказать: «Митьки никого не хотят победить!», то обязательно кто-то рядом подхватит: «Поэтому они завоюют мир!» «Митьки» — пожалуй, и сегодня один из самых популярных питерских брендов, известный всей стране. В прошлом году митьки отметили 25-летие со дня своей первой официальной выставки и в честь юбилея проехали по всей стране, даже до Владивостока добрались. «Итоги» расспросили основателя движения Дмитрия Шагина о том, как все начиналось.
— У меня такое впечатление, что митьки были всегда…
— Но сначала у нас были «отцы» — «Арефьевский круг» художников, которые называли себя Орден непродающихся, или нищенствующих, живописцев: Александр Арефьев, Рихард Васми, Шолом Шварц, Валентин Громов, мой отец Владимир Шагин и моя мать Наталья Нейзель.
— Родители художники, значит, ты, как говорится, родился с кисточкой в руках?
— Как в «Капитанской дочке»: когда Петруша Гринев родился, его сразу записали в полк. У меня примерно так же получилось. Мои родители рассказывали, что, когда я был еще маленький, смотрел, как отец рисовал свою известную работу «Алый трамвай». Трамвай был яркий, мне очень понравились краски, я начал их мазюкать и кричать: «Пожар, пожар!» Но вообще-то мой отец очень мечтал, чтобы я стал моряком — у него в роду было много моряков. И со стороны матери у меня есть очень древний предок голландский шкипер по фамилии Ван Нейзель, он во времена Петра Первого сюда приплыл. Так что тут и живопись, и мечта о дальних плаваниях. Отец зачитывался «Сказками южных морей» Джека Лондона, и работы у него есть, посвященные этим путешествиям. А еще обожал Ван Гога и Сезанна. Так что при таком папе и его любви к Ван Гогу у меня не было особого выбора. Но мое морское будущее не состоялось: когда мне было 4 года, отца посадили, и меня уже мать воспитывала. Она решила отдать меня в среднюю художественную школу при Академии художеств, и я пошел по живописной линии.
— Почему твоего отца посадили?
— Тот самый «Орден живописцев» сплотился вокруг поэта Роальда Мандельштама. Он очень рано умер от туберкулеза. Мой отец и Арефьев решили быть поближе к Роальду, стали жить на кладбище — они собирали бутылки, в общем, вели асоциальный образ жизни. Как потом рассказывал Арефьев, однажды отец вырвал у женщины на улице сумку: в суде отец сказал, что решил, будто она несет в милицию донос на него. Осудили по статье за бродяжничество и тунеядство, признали невменяемым, он отсидел 6 лет. Более того, суд запретил ему воспитывать меня, фактически развел мою мать с отцом. Это были те же годы, когда и Бродского посадили за тунеядство, и отец шел по таким же статьям. Всю их группу тоже разогнали — сидели Арефьев, Родион Гудзенко, расправились со всей компанией. Хотя позже, уже в середине 70-х годов, они выставлялись на первых выставках художников андеграунда: в ДК имени Газа в 1974 году и в ДК «Невский» в 1975-м.