— Это чистая правда. И у меня, и у Маре жизнь всегда была настолько насыщенной и разнообразной, что на праздное мельтешение в физкультурном зале или на механическое плавание в бассейне времени не оставалось. Убежден, главная сила человека кроется в нашей внутренней энергии. Постоянный деловой тренинг, чем, по сути дела, и является интересная работа, сопряженная с переменой занятий, лучшая замена гимнастическим упражнениям. Болезни? Я отгоняю их прочь, приказываю моему телу не замечать боли. К тому же я никогда не курил и практически не употребляю алкоголя. Конечно, могу продегустировать бокал шампанского под моим брендом, но пить спиртное — нет, увольте! Это не для меня.
— Вернемся к кино. Не хотелось ли вам самому стать актером?
— Я всегда ощущал себя человеком кино, театра, балета. Зря, что ли, я учился в Париже на знаменитых актерских курсах «Симон»? Как художник по костюмам я работал с самыми великими режиссерами, скажем, с Лукино Висконти. Но сам в кино я снялся лишь один раз. Это было в середине семидесятых. Картина называлась «Жоанна Франческа». Я играл в ней посла Бразилии, и моей партнершей была Жанна Моро... Впрочем, это произошло гораздо позже моих дебютов в кино и требует отдельного рассказа. А пока я вышел из-под опеки Диора и начал собственное дело. Первое время разрабатывал театральные костюмы. Весьма успешно, надо сказать. Неспроста моими клиентами были многие тогдашние парижские звезды: Морис Шевалье, Мистингетт, Жан Маре... Однако амбиции мои шли куда дальше изготовления сценических туалетов для певцов и актеров. Я хотел создавать предметы роскоши, доступные для всех. Первая же моя коллекция — так называемые платья-шары — стала в 1953 году оглушительным успехом. А в 57-м меня приняли в Синдикат высокой моды после представления полной коллекции одежды из 120 моделей, оригинальность которой поразила всех. Да, когда-то я был самым молодым французским кутюрье, а теперь считаюсь патриархом... Истинный успех выражается не в привилегиях, предоставляемых человеку по мере его продвижения по карьерной лестнице, а в широкой народной популярности. Сегодня каждый человек на Земле, включая папуасов и эскимосов, непременно имеет у себя что-нибудь с брендом Кардена.
— Путь вашей марки в нашу страну вовсе не был устлан красным ковром.
— В первый раз я побывал в Советском Союзе в 1963-м. Честно говоря, мне давно хотелось понять, что такое коммунистический рай, о котором столь много говорили и писали французские коммунисты, среди которых были такие замечательные люди, как Луи Арагон, Эльза Триоле, Пабло Пикассо... Но идти в посольство СССР за визой я боялся: чего только не придумают против модного художника эти красные комиссары?! Помогла моя хорошая знакомая знаменитая художница Надя Леже. Уроженка Белоруссии, вдова великого мастера живописи Фернана Леже, она по сути дела подарила мне входной билет на огромное советское культурное пространство. Во-первых, пошла вместе со мной за визой в посольство на улицу Гренелль. Там нас принял сам посол Сергей Виноградов, обласкал и сразу выдал визу. А во-вторых, Надя Леже организовала мою встречу в Москве с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой. После этого высокого рандеву мое пребывание в Москве — ясное дело — пошло как по маслу. Но меня поразила мрачность коммунистической столицы, боязнь людей общаться с иностранцами, серость толпы на улицах... В общем, я с радостью вернулся в мой проклятый большевиками парижский «капиталистический ад». Но такова уж ваша страна, что побывавший в ней хотя бы раз не может не захотеть вернуться туда. Я начал периодически летать в Москву и со временем нашел в ней много хороших друзей: Майю Плисецкую, Родиона Щедрина, Андрея Вознесенского, Зою Богуславскую, Марка Захарова... Помню, увидел в «Ленкоме» «Юнону и Авось» и вышел из зала весь в слезах. Решил привезти спектакль в Париж. А на дворе 1983 год. Из Парижа после шпионского скандала высылают 47 советских дипломатов, на Дальнем Востоке сбивают южнокорейский боинг... На Западе антисоветская истерия. В Париже все внушают мне: «Ты — сумасшедший! Ты провалишься...» А я делал все по принципу, который позднее услышал от академика Андрея Сахарова: «Поступай, как считаешь необходимым, а там — будь что будет».
Я привез в Париж восемьдесят актеров театра, носящего имя Ленина, и пресыщенная французская публика не отпускала их со сцены, аплодируя стоя! И вот тогда мне подбросили письмо с угрозой разгромить, спалить мой театр «Эспас Карден», где проходили спектакли Театра Ленинского комсомола. Что мне оставалось делать? Я выступил в прессе с открытым письмом: «Политикой не занимаюсь. Лишь дружу с советским народом, хочу ему помочь, служа искусству». Я всегда ставил человеческие отношения над деньгами. «Если выбираешь деньги — проигрываешь» — вот один из моих жизненных принципов. Да и какие деньги я мог заработать на «Ленкоме»? Я только вложил в гастроли театра на Западе — во Франции, а затем в Америке — немереные средства. И ни капли не жалею.