— Его сын Хорст стал продолжателем дела. Ведь это он открыл дорогу кроссовкам с трилистником в СССР?
— Он, а было это так. Хорст понимал, что компания должна найти новую нишу. Он решил сделать ставку на олимпийское движение. Почву начал подготавливать Кристиан Джаннетт, работавший на Хорста. Многие годы руководство МОК сопротивлялось коммерциализации Игр, и Хорсту пришлось приложить немалые усилия, чтобы эту позицию изменить. А поскольку советский спорт был в те годы впереди планеты всей, следовало обязательно заручиться поддержкой спортивного руководства СССР. И Джаннетт начал действовать. Во время Игр в Монреале он обхаживал Сергея Павлова, председателя Спорткомитета СССР, ведь следующая Олимпиада должна была пройти в Москве, и это тесное знакомство помогло бы adidas завоевать советский рынок. Со слов одного из секретарей Павлова Джаннетт узнал, что чиновник очень хочет увидеть Ниагарский водопад. Эту просьбу передали на ушко, ведь экскурсия должна была сохраняться в строжайшей тайне — советским спортивным руководителям не подобало интересоваться капиталистическими достопримечательностями. И вот в 4 часа утра Павлов выскользнул из Олимпийской деревни, чтобы сесть на самолет до Торонто, а затем на небольшой частный борт, который приземлился недалеко от Ниагарского водопада. В машине с тонированными стеклами советский спортивный руководитель был доставлен к водопаду. «Павлов радовался как ребенок, просил нас сфотографировать его на фоне Ниагары», — вспоминает Джаннетт. После этой экскурсии дорога в СССР была открыта, и Кристиан Джаннетт часто летал в Москву. Каждый визит в столицу Союза начинался с посещения испанского посольства, где главой дипмиссии тогда работал Хуан Антонио Самаранч. Дружба Хорста Дасслера с Самаранчем началась еще в 1974 году в Барселоне. Хорст и Хуан Антонио заключили тогда неофициальный договор поддерживать друг друга. Дасслер помог Самаранчу стать главой МОК в 1980 году, используя свои связи, а Самаранч, в свою очередь, открыл дверь для контрактов с компанией своего немецкого друга. Самаранч был за то, чтобы Олимпиады стали более коммерчески выгодными. После сокрушительных убытков, составивших около миллиарда долларов, которые понес оргкомитет Игр в Монреале, стало очевидно: МОК надо менять стратегию и искать партнеров среди крупных корпораций.
После Олимпиады-76 компания заключила контракт на экипировку для московских Игр. Однако если в Монреале организаторы Игр потребовали всего 10 тысяч костюмов и кроссовок, то советские спортивные чиновники запросили втрое больше — 32 тысячи комплектов. Менеджеры на фабрике в Ландерхайме, где изготавливаются костюмы, шутили, что «один комплект для спортсмена, второй для тренера, а третий для кагэбиста, наблюдающего за первыми двумя». Хорст Дасслер был уверен, что в СССР его прослушивают, поэтому всегда брал с собой некие технические приспособления. Такой спецкомплект рекомендовался каждому высокопоставленному сотруднику adidas во время командировок в восточноевропейские страны. Кроме того, топ-менеджеры были обязаны носить в портфеле дезориентирующие документы на случай, если «агенты Кремля» захотят снять копии или перехватить драгоценный портфель. Говорят, что когда Фрэнк Крейхилл, американский представитель Хорста Дасслера, бывал в Москве и ему надо было пообщаться с Виталием Смирновым, влиятельным спортивным функционером, они отправлялись в бассейн «Москва», заплывали на середину дорожки и только тогда могли спокойно поговорить.
У Хорста развилась мания преследования. Он сообщал своим сотрудникам, что будет находиться в одном месте, а сам тем временем отправлялся совершенно в другое либо вообще оставался дома. Он подозревал всех и вся в том, что его хотят подсидеть. Хорст неожиданно умер в 1987 году, накануне Олимпиады в Сеуле. Для adidas настали тяжелые времена.