— Вернемся к СПС. Партию похоронили еще и разногласия по вопросу об отношении к власти.
— Да, в этом вопросе мы разошлись. Гайдар и Чубайс считали, что надо как-то маневрировать, мы с Борисом Немцовым стояли на других позициях. Я четко сказала: «Анатолий Борисович, надо занимать серьезную оппозиционную нишу. У нас нет претензий к президенту как к личности, но мы должны четко обозначить, что мы — оппозиция». Однако ничего не вышло: Чубайс все время одной ногой был там, во власти, как и Гайдар: его Институт экономики переходного периода был независимым, но все равно обслуживал правительство. Конечно, такая многоголовая гидра должна была провалиться.
— К тому же поговаривали,что две трети избирательного фонда скоммуниздили.
— Все это происходило уже без меня. В 2003 году я приняла решение баллотироваться в президенты и вышла из СПС. Что там было дальше, не знаю — я закрыла эту дверь. Закрыла мирно: мы с Толиком выпили шампанского, похлопали друг друга по плечу, и я ушла.
— С Чубайсом дружили?
— Он закрытый человек. Но у меня с ним был довольно забавный случай. Анатолий Борисович не переносит табачного дыма — у него на дым аллергия. Как-то он созвал у себя совещание — очередной мозговой штурм. Говорю: мне нужно покурить. Все замерли, потому что знают: он этого на дух не переносит. Чубайс посмотрел на меня очень внимательно и спрашивает: «Ира, почему вам нужно покурить так срочно?» Отвечаю: «Думать не могу, если не покурю». Он нажал кнопку, приказал: «Пепельницу». Входит секретарь, спрашивает: «Пепельницу кому?» Анатолий Борисович отвечает: «Пепельницу — Хакамаде». Держит паузу и добавляет: «А цветы — Немцову». Словом, дурила он хороший, умеет шутить.
— Как узнали о захвате заложников на Дубровке и почему террористы захотели разговаривать именно с вами?
— Когда все случилось, было созвано партийное совещание. Нам наказали никуда не двигаться и сидеть тихо, поскольку была договоренность с президентом. И я тихо сидела у себя в кабинете. Вдруг мне звонит с РЕН-ТВ Ирена Лесневская и говорит: «Ира, на нас вышли чеченские переговорщики. Заложники уговорили их пустить парламентеров, и они дали согласие на предложенный список. В этом списке ты. Кобзон уже один раз сходил. Надо опять идти, но остальных людей из списка нет в городе». Я сказала, что не буду ничего делать, пока не получу указания из штаба, потому что у меня приказ сидеть и не рыпаться. Позвонил Ястржембский, бывший одним из руководителей штаба: «Надо помочь, приезжайте». Я приехала. Меня повели к Проничеву, возглавлявшему силовую операцию. Он сказал: «Нужно идти». Потом начались переговоры: надо идти или не надо. Говорю: «Я пойду, потому что уже по ТВ передают, что Хакамада испугалась. Вы меня хотите опозорить?» Говорю Кобзону: «Иосиф, пошли, а? Сил уже нет. Там столько народу, не дай бог что-нибудь взорвут». И мы пошли.
— Страшно было?
— Нет. Я была вся на нервах. Мне страшно было за людей — там же девятьсот человек, пояса шахидов, и все говорят о том, что в любой момент все может взорваться. Надо было идти, разговаривать, тянуть время.
— Почему Борис Ефимович не пошел?
— Точно не знаю.
— Правда ли, что ему позвонил Владимир Владимирович и категорически запретил ходить якобы из опасений, что у Немцова рейтинг взлетит?
— Лично мне президент не звонил. Просто мне Чубайс сказал, что Путин против. Я ответила: «Мне все равно, против он или нет. ФСБ говорит, что надо идти, значит, я иду». Все. При чем тут президент?
Помню, что говорила с Проничевым, потом стояла и все время видела рядом Кобзона, а где-то вдалеке с мобильником бегал Немцов. Короче, мы с Кобзоном пошли. Пустой театр. Поднимаемся по лестнице. Иосиф: «Что-то тихо, никого нет». Я говорю: «Вы же певец, давайте кричите». И он начал кричать: «Эй, мы пришли». Появились двое с автоматами. В зал не пустили, завели в фойе. Там уже было человек пять. Маски сняли — показали, что смертники, ничего не боятся и лиц не скрывают. Я начала с ними разговаривать: «Чего вы хотите?» Отвечают: «Хотим вывода войск из Чечни». Я говорю: «Вы что, дети? Это несерьезный разговор». Они: «С нами так не разговаривай, нам все равно, мы всех взорвем». Я говорю: «Так только бандиты говорят. Если вы политики, то давайте разговаривать по существу». Наконец они выдали, что им нужен посредник из Кремля. Не мы, а те, кто принимает решения. Говорю: «Путина, что ли, ждете?» Отвечают: «Нет, его представителя». С этим я и ушла — поехала все передавать.