Младший EcoBoost в двух вариантах форсировки (100 и 125 л. с.) присоединится к 1,6-литровому и 2,0-литровому коллегам совсем скоро: к примеру, на туманном Альбионе Ford Focus 1.0 получит отмашку уже в этом месяце. Российское же представительство Ford показывать подобные «Фокусы» пока не планирует — полагаем, дело не только в «синдроме литража», но и в сравнительно высокой цене моторов серии EcoBoost. У нас в отличие от той же Великобритании налог от чистоты выхлопа не зависит, а значит, затраты на покупку машины отобьются нескоро.
Доверительные отношения / Автомобили / Новости / Честно говоря
Дискуссии вокруг документа под названием «доверенность на автомобиль» ходят давно. Кто-то хочет оставить исключительно нотариальную доверенность, поставив «рукописки» вне закона, другие предлагают отменить оба варианта. С последними теперь согласны и в ГАИ. Лидер Движения автомобилистов России Виктор Похмелкин тоже не видит смысла возить лишнюю бумажку:
— Доверенность в простой письменной форме — абсурд, поскольку ее может написать кто угодно, как угодно и на какой угодно срок. А ведь речь идет не только об управлении транспортным средством, но и о совершении определенных юридических действий. В подавляющем большинстве развитых в автомобильном плане стран института доверенностей нет и в помине, и я всецело за то, чтобы перенять эту практику. Есть же полис ОСАГО, куда можно вписать всех, кому вы позволяете садиться за руль, что и будет своеобразной доверенностью. Либо полис должен быть с неограниченным числом водителей — это значит, что вы доверяете всем, у кого на руках документы на машину. Автомобиль периодически проверяется на угон, к примеру на посту, и если заявления от собственника не поступало, значит, никто ни у кого ничего не крал.
Надо также понимать, что через доверенности часто оформляют куплю-продажу. Этот документ затемняет истинную природу сделки, ставя и старого, и нового собственников в двусмысленное положение. Отменив доверенность, мы придадим процедуре перехода права собственности более прозрачный вид. Я думаю, ГИБДД технически готова к такому шагу. Наиболее угоняемые модели на дороге проверяют очень часто, устраивают даже специальные рейды. В особо подозрительных случаях никто не мешает запросить дополнительную информацию. Так что все это проблемы гаишников. Почему для того, чтобы им было удобно работать, надо обременять людей? Информация об угоне должна мгновенно распространяться, а базой следует снабдить каждого постового. Чем скорее возникнет потребность действительно находить угнанные машины, тем быстрее заработает «бездоверительная» система. А вот готовы ли в ГАИ морально? Вопрос.
Виктор Похмелкин
лидер Движения автомобилистов России
Остановите музыку! / Hi-tech / Бизнес
Empty data received from address [ http://www.itogi.ru/russia/2012/6/174510.html ].
Реальный Оскар / Искусство и культура / Спецпроект
У него внешность не то высоколобого ученого-ядерщика, не то учителя математики. Манеры сдержанно-изысканные, естественно подчеркивающие дистанцию, и при этом на удивление теплые. Оскар Рабин, живая легенда советского художественного андеграунда. Тот, о ком пишут в энциклопедиях как о «выдающемся российском художнике», «самом знаменитом советском художественном нонконформисте» и «классике отечественного авангарда», более тридцати последних лет живет в Париже, где оказался вместе с женой-художницей Валентиной Кропивницкой и сыном Александром, тоже художником. Там, в его мастерской, «Итоги» и встретились с Оскаром Рабиным.
— Оскар Яковлевич, разве не символично, что вы, гуру нонконформизма, обосновались в Париже рядом с Бобуром — музеем, олицетворяющим собой новаторство в искусстве?
— Это чистое совпадение. Когда в 1978 году меня лишили советского паспорта, встал вопрос о получении во Франции хоть какого-то казенного документа. Я пришел в полицию, меня спрашивают: «Профессия?» — «Художник». — «А как можете это подтвердить?» — «А как надо-то? Может, нарисовать что?» «Нет, не надо, — говорят. — Лучше идите в Дом художников. Они там подтвердят вашу профессию, если вы на самом деле художник». И действительно, французские коллеги знали меня по моим работам. Мне помогли не только с получением документов, но и с предоставлением от парижской мэрии мастерской с видом на Центр Помпиду. С тех пор живу и работаю в ней.
— Это сладкое слово «документ»! Первой вашей картиной, которую я много лет назад увидел, был знаменитый «Паспорт». На фоне лианозовских бараков сияла советская «краснокожая паспортина». Все чин чином: под советским гербом — имя, отчество, фамилия, ваша фотография, и национальность указана — латыш. Почему?
— Я появился на свет в 1928 году в Москве. Мои родители, оба врачи, познакомились в Швейцарии, где они учились в Цюрихском университете. Отец был родом с Украины, а мать Вероника Леонтина Андерман — латышка. Отец умер, когда мне было пять, а в тринадцать лет я стал круглым сиротой. Перед смертью мама подозвала меня к себе и попросила, чтобы я съездил в гостиницу «Москва». Там остановился эвакуировавшийся из оккупированной немцами Риги ее старый знакомый профессор-биолог Кирхенштейн. Мама прочла об этом в газете. Когда-то они вместе учились в университете. Кирхенштейн был тогда влюблен в маму, но она предпочла ему Якова Рабина… В общем, этот Кирхенштейн был полным антиподом моему отцу, а значит — коммунистом, националистом и антисемитом. И к этому человеку мама, совершенно отчаявшись, послала меня за помощью.
Я пришел к нему в гостиницу «Москва». Профессор в очках записал все, что я сказал, и обещал зайти. Несколько дней спустя он действительно появился у нас с большим пакетом в руках. В нем были лекарства и витамины. Вид матери и вся наша кромешная нищета буквально оглушили Кирхенштейна. Не знавший, как вести себя, он задал несколько вопросов и поспешил уйти. Витамины и лекарства были, безусловно, царским подарком. Но мать печально вздохнула: «Лучше бы он буханку черного принес…» Вскоре мамы не стало. В ту пору я не знал и не гадал, что мне предстоит еще раз встретиться с профессором Кирхенштейном.
Когда Латвию освободили, я, пробавлявшийся в Москве случайными заработками, получил письмо от тети Терезы, сестры матери. Она приглашала меня к себе на хутор под Ригу. Меня не остановило даже отсутствие документов, необходимых для совершения такого путешествия. Дело в том, что, когда в 1944 году мне исполнилось шестнадцать, оформлять паспорт в милицию я не пошел. Из-за робости, неуверенности, по глупости меня, тощего долговязого подростка, дразнили очкариком. «И так проживу», — успокаивал я себя. А тут надо было ехать аж до самой Риги.
Впрочем, покупать билет я вовсе не собирался. Решил сесть в поезд — на крышу или между вагонами — не в Москве, а на одной из подмосковных станций. Ухитрился устроиться на буферах между вагонами. И тут началось самое ужасное. Мороз стоял страшный, на мне, кроме маминого демисезонного пальтишка, ничего не было. Я почувствовал: еще немного — не удержусь и полечу на полной скорости в тартарары между колесами!..