Вот Госдума еще вернет на региональных выборах графу «против всех» — и вообще будет полная гармония: протестные голоса тонким слоем размажутся по клеточкам в бюллетене, упрочив позиции той партии, которую теперь нельзя называть всуе. А что? Ставки-то в игре высоки. Мосгордума, к примеру, распределяет бюджет весом в 40 миллиардов долларов. Кто ж по доброй воле допустит посторонних до такого пирога!
Инаковерующий / Общество и наука / Профиль
Инаковерующий
/ Общество и наука / Профиль
Андрей Кураев: от послушного атеиста до строптивого миссионера
Диакон — чин невеликий. В армейской табели о рангах ему соответствует звание прапорщика — уже не сержанта, но еще не офицера. То же и здесь: диакон — промежуточное звено между младшим и старшим клирами. Хоть и считается священным саном, самостоятельно служить не может. Однако истории России известен случай, когда прапорщик стал Верховным главнокомандующим. Конечно, «старший прапорщик» РПЦ протодиакон Андрей Кураев не прапорщик Николай Крыленко, РПЦ — не наркомат по военным и морским делам, а на дворе — не революционный 1917 год. Тем не менее один из признаков революционной ситуации налицо. Скандальное увольнение самого известного богослова страны из Московской православной духовной академии — явное свидетельство неспособности церковных верхов управлять, а низов жить по-старому. Некоторые горячие сторонники отца Андрея уже видят в нем едва ли не русского Мартина Лютера. Сам он, впрочем, скромничает: «Я не пророк, а коммуникатор». Но, как сказано в Писании, «неисследимы пути Его». Ярким подтверждением библейской истины является и жизненный путь неистового протодиакона.
Его дорога к храму
Если бы на излете застойных 1970-х кто-то сказал московскому старшекласснику Андрюше Кураеву, что он станет вторым по узнаваемости лицом в Русской православной церкви, он бы, мягко говоря, сильно удивился. Комсомолец, отличник, редактор и единственный автор школьной стенгазеты «Атеист». Отец — известный философ, ученый секретарь секции общественных наук Президиума АН СССР.
«Увлечение философией было у меня, можно сказать, наследственным», — вспоминает отец Андрей. Поэтому после окончания школы — никаких терзаний на тему «куда пойти учиться»: Кураев поступает на философский факультет МГУ. Выбор пал на кафедру истории и теории научного атеизма. Причина была, впрочем, не в богоборческом характере первокурсника, хотя марксистскую трактовку религии на тот момент он вполне разделял. Просто не нашлось ничего более подходящего. Альтернативными вариантами были логика, зарубежная философия и научный коммунизм. Первыми двумя кафедрами заведовали знакомые отца, а прослыть папенькиным сынком не хотелось. Ну а репутация научного коммунизма уже тогда была изрядно подмоченной.
Словом, оставался только атеизм. «Несмотря на страшное название, идеологической шелухи там было в общем-то не так много, — объясняет Кураев. — Решил для себя: если мои будущие собеседники, религиозные авторы, меня переубедят, буду изучать религиозную философию. Если нет — материалистическую».
Идеалисты оказались в итоге убедительнее материалистов, что до поры до времени не мешало Андрею находиться в авангарде передового отряда советской молодежи: его выдвигают сначала в факультетский, а затем и в университетский комитет комсомола. Причем отвечал он там, как нетрудно догадаться, за атеистическую работу. Которую, правда, совершенно завалил: «Пожалуй, единственное мероприятие, которым я мог похвастаться, — организация концерта рок-группы «Воскресение» в подшефном ПТУ. Но к пропаганде атеизма вряд ли можно отнести и его».
Прежде чем стать верующим, Андрей Кураев стал инакомыслящим. Момент истины он помнит отчетливо — июль 1980-го, похороны Владимира Высоцкого в разгар московской Олимпиады. В скорбной очереди стоял и Андрей со своим отцом. «А многие мои однокурсники были с красными повязками в оцеплении, — вспоминает Кураев. — Очень захотелось зайти за красные флажки».
Последним толчком, побудившим Андрея Кураева принять крещение, стала смерть Брежнева. Вернее — то, что после нее ничего не изменилось. Вместо одного старца пришел другой, ничуть не более склонный к реформам. Внутренняя перестройка недолго оставалась незамеченной окружающими. Для родителей, случайно узнавших о воцерковлении Андрея — забыл спрятать молитвослов и иконки, — это стало шоком. Было много слез, уговоров: отец и мама боялись, что крещение поставит крест на карьере сына. Ему стоило больших усилий убедить их, что не собирается бросать учебу и удаляться от мирской суеты. И какое-то время он действительно оправдывает надежды родителей: блестяще оканчивает университет, поступает в аспирантуру Института философии... Но потом изменившееся сознание все-таки берет верх над размеренным течением бытия, и в жизни Кураева происходит еще один крутой поворот. Следующая строчка в его биографии: «1985—1988 годы — учеба в Московской православной духовной академии».
Сама по себе вера в Бога, а не в светлое коммунистическое завтра, уже не считалась криминалом. Но облачение в семинаристский подрясник являло собой совсем иной уровень «антисоветскости». На такую «измену идеалам» система отреагировала со всей серьезностью. За сына пришлось ответить отцу, которого должны были послать на работу в Париж — в ЮНЕСКО. О командировке пришлось забыть. Кураева-старшего резко понизили в должности.
Да и сам Андрей едва не поплатился за «вероотступничество». Кураева-младшего — имевшего после окончания эмгэушной военной кафедры звание лейтенанта и военную специальность замполит — попытались отправить на перековку в армию. Но то ли в высших эшелонах подул ветер перемен, то ли в военном ведомстве благоразумно решили, что ничему хорошему такой замполит солдат не научит. В общем, верхи смилостивились и позволили Кураеву поступить в семинарию.
Доучиться, правда, не дали. Через три года Кураев отправился в Румынию. Формально — с целью продолжить обучение в Бухарестском богословском институте. По линии, так сказать, академического обмена. Но фактически это была ссылка. Именно на тот период, первые перестроечные годы, приходится начало миссионерской деятельности отца Андрея. Причем было оно настолько бурным, что, несмотря на увеличивающееся с каждым днем пространство свободы, ответственные товарищи пришли в большое беспокойство. Борьба за души потенциальной паствы велась Кураевым на всех фронтах: он проповедовал в студенческих общежитиях, выступал с публичными лекциями, публиковался в прессе, оттеснял экскурсоводов в залах иконописи Третьяковской галереи...
Чашу терпения компетентных органов переполнил диспут в Коломенском пединституте, состоявшийся в феврале 1988 года, в ходе которого Кураев наголову разгромил преподавателей официальной философии. Разразился скандал: никому не известный мальчишка-семинарист посрамил убеленных сединами проповедников научного коммунизма! Вышло постановление Московского обкома партии «О неудовлетворительной постановке атеистического воспитания в Коломенском пединституте».