По версии Кураева, ссылка «под надзор Чаушеску» была компромиссным вариантом, предложенным руководством МПДА в ответ на требование курирующих академию гэбистов отчислить не в меру активного семинариста. В Румынии наш герой и был рукоположен в диаконский сан. Посвящение совершил местный патриарх Феоктист. Конечно, добро на это было дано Московской патриархией, но в Первопрестольной процедура эта была бы сопряжена с бесконечной волокитой. Если вообще возможна: опала-то ведь была еще не снята. Ситуация радикально изменилась летом 1990 года, после избрания нового патриарха. Кураеву не только разрешают вернуться, но и предлагают войти в «команду» Алексия II.
Его служение
Андрей Кураев стал референтом патриарха. Работы хватало, поскольку это было время бурных перемен. Не всегда, правда, радостных. Первый рабочий день Кураева в патриархии совпал с известием об убийстве отца Александра Меня, а первым заданием в новой должности — подготовка телеграммы соболезнования родным и близким от имени патриарха. После этого было много других текстов — больших и маленьких, концептуальных и ритуальных. Обязанности референта не ограничивались простым литературным обрамлением патриарших мыслей. Зачастую кураевская мысль опережала алексиевскую и возникал, что называется, производственный конфликт. Причем, по уверению самого Кураева, побеждала в этих спорах нередко молодость.
Правда, задачу в значительной мере упрощало то, что у Кураева был тогда в патриархии мощный союзник — игумен Иоанн (Экономцев), бывший в 80-е годы помощником митрополита Алексия и пользовавшийся в силу этого обстоятельства огромным доверием святейшего. «Вместе нам иногда удавалось укрепить решимость патриарха на такие шаги, которые даже по нынешним временам кажутся достаточно смелыми». Одним из таких демаршей было резкое осуждение предстоятелем РПЦ факта применения силы во время событий в Вильнюсе в январе 1991 года.
Расхождения патриархии с линией партии становились все заметнее. В июне 1991 года, за несколько дней до референдума по поводу переименования Ленинграда в Санкт-Петербург, Кураев составил — от имени патриарха — обращение к горожанам с призывом высказаться «за возвращение городу его исторического и священного имени». Алексий, подумав, отказался ставить подпись: решил, что ему не стоит вмешиваться в политизированный спор. Но благословил диакона выступить от своего имени. Причем подписаться разрешил не как частному, а как должностному лицу. По уверению социологов, этот текст, воспринятый как официальная позиция РПЦ, сыграл не последнюю роль в том, что городу на Неве было возвращено его изначальное имя.
В общем, референту грех было жаловаться на глухоту и косность начальства. Своего максимума политический вес Кураева достиг в августе 1991 года. Во многом именно под его влиянием Алексий II сначала весьма осторожно, а потом все более решительно начал осуждать действия ГКЧП (тексты заявлений, ясное дело, принадлежали перу отца Андрея). Для сравнения: большинство других иерархов предпочли тогда отмолчаться, дожидаясь исхода противостояния. А некоторые, как митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, фактически поддержали ГКЧП. Кроме того, патриаршего референта то и дело видели на баррикадах вокруг Дома Советов. И наверху по достоинству оценили этот жест. Спустя некоторое время вице-президент Александр Руцкой написал Алексию II письмо, где благодарил за то, что его представитель, диакон Андрей Кураев, «в эти решающие дни был в Белом доме».
Казалось, церковная карьера Кураева должна была после этого устремиться в горние выси. Но произошло ровно противоположное. По словам Кураева, положение обязывало «профессионально врать», а такая ситуация его «по определению не устраивала». Имеется и другое объяснение, также принадлежащее отцу Андрею: «Мне стало просто тесно в рамках официальной должности». Но похоже, что церковному начальству широта его натуры тоже показалась чрезмерной. Пока Кураев с его задором и публицистическими талантами нужен был в качестве тарана в противостоянии с прежней властью — дряхлой, агонизирующей, но крайне неохотно сдающей свои позиции, — его терпели и даже позволяли спорить со «старшими по званию». Но когда Кураев сделал свое дело, ему кивнули на дверь.
Впрочем, это тот нечастый случай, когда можно сказать, что обеим сторонам расставание пошло только на пользу.
Страсти по Андрею
В самом деле: если бы Андрей Кураев выбрал бюрократическую стезю, остался в патриархии, то вряд ли бы написал свыше пяти десятков книг — в том числе, к слову, рекомендованный Минобрнауки учебник «Основы православной культуры». И уж совершенно точно не смог бы исколесить с миссионерскими поездками всю Россию и большую часть земного шара. В лучшие, молодые годы Кураев посещал ежегодно с лекциями до 130 городов.
Ну а первоиерархи, отпустив Кураева на вольные хлеба, сберегли массу нервных клеток. Ведь изучив богатый опыт миссионерского служения отца Андрея, легко убедиться, что пытаться держать его под контролем — себе дороже. Да и сам он отнюдь не стремится показаться более покладистым, чем есть на самом деле. «Я провокатор, безусловно», — признал Кураев в ходе беседы с освобожденными по амнистии участницами группы Pussy Riot, организованной журналом Snob. Правда, в эту словесную форму он вкладывает несколько иное содержание, нежели его критики: «Провокаторы — это, если говорить по-русски, зачинатели... Вопрос в том, что провоцировать». А еще он разрушитель, но тоже в том смысле, что разрушает «некоторые стереотипы, показывая, что мир христианской жизни интереснее, он не сводится к железобетону, который вам издалека мерещится».
Но, пожалуй, наиболее оригинальный ответ на вопрос Who is Mr. Kuraev? миссионер дал во вводке своей авторской программы, выходившей некоторое время назад на одном из столичных телеканалов: «Разрешите представиться: я — идиот. В изначальном смысле этого древнегреческого слова: «идиот» от idios — «свой, свояк, частное лицо, тот, кто не уполномочен никем, ни государством, ни монастырем».
Такое впечатление, что миссионер задался целью обезвредить всю ту брань, которую ему адресуют сегодня его оппоненты. Но их на мякине не проведешь: в этом лагере его называют не идиотом и даже не провокатором, а Искариотом.
Вот лишь некоторые избранные места из рецензий на последние выступления отца Андрея. «Протодиакон Андрей Кураев совершает предательство Церкви в самой циничной форме — под видом борьбы за правду», — пишет в статье под характерным названием «Кураев — Искариотский» священник Александр Шумский. «Враги Церкви Христовой и либеральные круги хотят навредить ядом кураевщины и кураеведением ослепить народ, — вторит в своем блоге епископ Сыктывкарский и Воркутинский Питирим. — Не выйдет». А это мнение одной широко известной в узких кругах православной блогерши: «Предатель в рясе, оранжевый дьяк всея Руси, пятоколонник, кумир креаклов...» И т. д. и т. п.
Любопытный момент: как и два года назад, когда Кураев выступил против уголовного преследования участниц группы Pussy Riot, оппоненты по-прежнему причисляют его к спонсируемой Западом либеральной «пятой колонне». Хотя на сей раз его инвективы миссионера вроде бы вполне укладываются в государственнический мейнстрим, одной из фишек коего является борьба с пропагандой нетрадиционных отношений. Что, кстати, не прошло незамеченным и для либерального лагеря: некоторые его представители расценили начатую Кураевым кампанию за разоблачение «голубого лобби в РПЦ» как «колебание вместе с линией партии» и «агрессивный клерикализм». А консервативное крыло Церкви, вместо того чтобы поблагодарить отца Андрея за помощь в очищении от содомского греха, клеймит его как «агента врагов православия» и «иуду».