Но одним ремнем здесь ограничиваться не стоит, так как девицы не просто мелко нахулиганили, а ворвались в храм и чуть ли не в алтаре сплясали, что есть святотатство для любого верующего. Сразу после происшествия церковнослужители заговорили о необходимости ужесточения законодательных санкций за оскорбление религиозных чувств. Дескать, такие вещи должны быть наказуемы и подобные акции именно государство должно пресекать. Господа хорошие, ну давайте Богу Богово, а кесарю кесарево. В руках священноначалия есть мощное оружие — анафема, отлучение от Церкви. Вот и отлучите — поименно или всем списком. Это сейчас девицы не верят ни в Бога, ни в черта, но ведь когда-то они повзрослеют!..
А какова роль государства во всем этом действе? Наказуемо ли деяние девиц из Pussy Riot с точки зрения права? Не уверена, что балаган у Царских врат в храме Христа Спасителя, пусть и непристойный как по форме, так и по содержанию, тянет на уголовную статью. Да и вообще страсть всех сажать, обуявшая часть нашего общества, настораживает. А уж в отношении Pussy Riot… Молоденькие девочки, политикой там и не пахнет, это исключительно желание самоутвердиться, прославиться скандалом, раз других талантов Бог не дал. Ну так и не давайте им этого шанса. Ни единого.
О них вообще, если честно, не стоило бы говорить. Много чести. Не нужно делать им рекламу, ведь любое внимание, привлеченное к подобным клоунадам, приведет к тому, что они попытаются развить успех. Спели на Лобном месте — вау! — весь Интернет в фото, «лайков» наловили, ну просто борцы с режимом номер один. Результат — вломились в храм Божий (хотя Церковь устами отца Андрея Кураева уже объявила храм муниципальным учреждением, доступным всем желающим, ибо ХХС не находится в собственности РПЦ). Но давайте взаимоотношения церковников с Богом и государством оставим на их совести и таки продолжим относиться к храму как к культовому сооружению. А дальше что? Ведь очевидно, как только девушки почуют хотя бы подобие интереса, пусть брезгливого, пусть недоумевающего, их выходки будут повторяться все чаще. И с каждым разом они будут все более и более безобразными. Причем прикрываться они будут сразу двумя аргументами. Первый: демократию у нас никто не отменял, агитирую за кого хочу и как хочу (дескать, это были не срамные пляски, а серьезнейший политический манифест). Второй: карнавал — одна из сторон современного искусства, для которого нет границ и правил (об этом уже заговорили серьезные люди, хотя вряд ли певицы из Pussy Riot читали Бахтина).
Так что если родители выпорют, а Церковь отлучит — государству там и делать нечего. Не про их честь, как бы Pussy Riot не старались.
Кто-то скажет, что я чересчур кровожадна. Пороть, анафеме предавать… Но, во-первых, я православный человек и меня, как и любого верующего, воротит от подобного святотатства. Храм — для молитвы, а не для игрищ. А во-вторых, я всегда увлекалась историей. И помню, к чему аналогичные клоунады и попустительство к их авторам со стороны общества (именно общества!) приводило. И я не хочу своими глазами увидеть гражданскую войну. Которая так часто начинается с простого балагана.
Секретоноситель / Общество и наука / Спецпроект
Секретоноситель
/ Общество и наука / Спецпроект
Гурий Марчук — о незнакомце из секретной лаборатории «В» и таинственной особе, которой Курчатов нежно шептал «девочка моя», о том, что искали в новосибирском Академгородке по личной просьбе де Голля, об обширных познаниях Тэтчер в теории сверхпроводимости и полном отсутствии интереса к науке у Горбачева, а также о том, как Хрущева гнали из Кремля граблями
Академик Гурий Иванович Марчук — личность легендарная. Вместе с Курчатовым и Доллежалем создавал атомное оружие — первую в мире водородную бомбу, стоял у истоков нового класса подводных лодок с жидкометаллическим теплоносителем, аналога которым до сих пор нет. Он был последним президентом Академии наук СССР, а уже после перестройки занялся глобальными проблемами: экологией, изменением климата и даже медициной — генетикой и иммунологией. В свои 86 лет, несмотря на давно заслуженный отдых, он активно трудится в им же созданном Институте вычислительной математики РАН, читает лекции, ездит на конференции, пишет книги. Он советник президиума Российской академии наук, руководитель кафедры на факультете вычислительной математики и кибернетики МГУ.
— Гурий Иванович, рано ли проявились у вас математические способности?
— Довольно рано. Моя родина — юг Урала, Оренбуржье, и когда мне было пять лет, родители почему-то решили перебраться на Волгу, так мы оказались в селе Духовницком, это между Саратовом и Самарой. Отец мой был учителем химии. Кажется, класса с восьмого я вдруг стал легко решать задачи за 9-й и 10-й класс, и как-то так вышло, что сложных задач для меня не стало. Однажды отец отправился на ярмарку в Хвалынск — это на другом берегу Волги — и привез оттуда потрепанную книжку 1912 года издания. На обложке было написано «Арифметика. А. Малинин и К. Буренин». Мне название показалось смешным. Но отец сказал: «Вот, сын, я купил тебе очень хорошую книгу. Давай сделаем так: если ты решаешь задачу, я плачу тебе 20 копеек. А если не решаешь, то платишь мне штраф — рубль». Конечно, я тут же схватил книгу. Первую задачу решил с ходу, вторую — подумал. А третью, как ни бился, решить не мог. Тогда попросил отца дать мне еще три задачи. И опять две решил, третью не могу. Книжка оказалась с секретом. В ней были перемешаны простые и сложные задачи, какие даже не всем учителям под силу. В конце концов, подсчитав, мы с отцом выяснили, что никто никому не должен. С тех пор я понял, что в математике надо решать сложные задачи — простые ничего не приносят. Неизвестно, как сложилась бы моя жизнь, если бы не этот зловредный задачник... Но вскоре началась война. Мне было 16 лет, когда в 1942 году я поступил на первый курс математико-механического факультета Ленинградского государственного университета, который находился в эвакуации в Саратове. А в марте 43-го меня призвали в Красную армию и направили во вновь организованную школу АИР — артиллерийской инструментальной разведки резерва Верховного главнокомандования. Школа размещалась на окраине Саратова на территории танкового училища. Я выучился на младшего сержанта, а к концу войны дослужился до старшего сержанта, побывав по специальным заданиям командования во фронтовых зонах Чугуева, Харькова и Сум. Ближе к концу войны оказался в Ленинградской области, где обеспечивал артиллерию Верховного главнокомандования сведениями, необходимыми для подавления вражеских войск в Пруссии. На войне мне повезло — меня не только не убили, но и не ранили. В октябре 1945 года я поступил на второй курс математико-механического факультета ЛГУ.