— Ну а в Лондоне-то вы побывали?
— Да, мы приехали для обсуждения проекта двухстороннего соглашения. Выяснилось, что взаимный интерес ученых к совместным обсуждениям и лабораторным работам обеих академий очень велик, но квота бюджетного финансирования для этих целей у английских коллег слишком мала. Назавтра я был приглашен на Даунинг-стрит, в резиденцию Маргарет Тэтчер. Она сама встретила нас у подъезда. На стене вдоль лестницы, ведущей на второй этаж, были вывешены фотографии премьер-министров Великобритании, и она заметила: «Далее место мое. Когда я оставлю свой пост, моя фотография появится на этом месте — такова традиция дома». Я попросил Тэтчер увеличить квоту финансовой поддержки английских ученых для совместных работ по фундаментальным исследованиям. Она ответила, что, понимая важность международного сотрудничества с АН СССР, принимает решение в два раза увеличить ассигнования на эти цели. Я был откровенно потрясен — у нас такого размаха в науке не наблюдалось и в лучшие годы.
— Уйдя в отставку, вы не вышли на пенсию, а стали директором основанного вами же Института вычислительной математики РАН.
— Создавая институт в 1980 году в Москве, я руководствовался опытом организации Вычислительного центра СО АН. Это уникальное учреждение. В нем нет традиционных отделов и лабораторий, вся работа осуществляется в творческих коллективах по проектам. Проект может предложить любой сотрудник и пригласить для его выполнения любого члена коллектива. Для подготовки молодых ученых мы имеем свою кафедру в Московском физико-техническом институте, где я преподаю много лет. Каждый год 6—8 лучших студентов поступают к нам в аспирантуру, после ее окончания приглашаем к нам на работу самых талантливых молодых ученых. Нам удалось добиться отсутствия проблемы утечки мозгов — во всяком случае в нашем институте. Наоборот, к нам нередко приезжают по контракту талантливые ученые из других стран — США, Франции, Германии...
— Слушая вас, создается впечатление, что все у вас получалось как будто само собой. Медициной занялись тоже случайно?
— Его величество случай, или, как кто-то скажет, судьба, очень многое, если не все, определяет в жизни. Такой же случай подтолкнул меня заняться проблемой иммунологии всерьез, когда 30 лет назад после гриппа я заболел хронической пневмонией. Врачи говорили, что подлатать можно, но полностью вылечиться нельзя. Я начал изучать литературу по пульмонологии и иммунологии и обнаружил много противоречий между тем, что получается при математической обработке данных, и теми процессами, которые происходят в организме человека по представлению врачей. И вот я и мои ученики, которые только что окончили университет, начали развивать математическую иммунологию. О ее эффективности можно судить по мне: я избавился от «неизлечимой» болезни. Кстати, механизмы такие же, как в атомной бомбе. Что бы ни происходило с человеком, его иммунная система работает одинаково: в организме идет своеобразная цепная реакция, которая обеспечивает защиту от заболеваний.
— Складывается впечатление, что ваше главное «средство Макропулоса» — доброжелательность и любопытство. Все-то вам интересно, и плохого слова вы не скажете даже о людях, которые того заслуживают.
— Вероятно, вы правы. Мне интересно жить и, пожалуй, я незлой человек. Но, увы, время нам неподвластно. Оно летит с неумолимой быстротой, сохраняя веру в то, что завтра будет лучше, чем вчера. Однажды академик Трапезников произнес очень понравившуюся мне фразу: «В умирающем обществе последней умирает наука». Это как человек, находящийся при смерти: врачи считают, что его можно спасти, пока функционирует мозг. Очень верное сравнение. Не будет у нас науки — прощай, Россия!
Броня крепка / Дело / Капитал
Броня крепка
/ Дело / Капитал
«Нам предложено не просто поддержать «потенциал стратегического сдерживания», но и платить по счетам за девяностые и двухтысячные»
Я не хочу, чтобы по московским улицам ездили американские танки. И совсем не желаю, чтобы китайские бомбардировщики пролетали над нашими городами. Да и при всей моей любви к французам я против оккупации французской (грузинской, английской, польской) армией российских лесов, полей и рек. Я за сильную, боеспособную, современную российскую армию! Но это совершенно не значит, что я, не совсем обычный российский налогоплательщик, согласен работать на то, чтобы кормить, поить и содержать многотысячную армию чиновников от ВПК, способных пилить миллиардные бюджеты и закапывать деньги в тоннах металла ракет, танков и другой военной техники.
Статья Владимира Путина «Быть сильными…» мне понравилась. Геополитические расклады оттуда, сверху, виднее. Нарастили, реформировали, восстановили, а также очистим, повысим и углубим — все это очень впечатляет. И я даже не расстроился, прочитав про 23 триллиона рублей, которые дополнительно заберут у меня (то есть я сам заплачу в виде дополнительных налогов) и тысяч мне подобных предпринимателей. Вот только не верю я в реальность подобных оборонных расходов, уж очень это все похоже на красивую предвыборную сказку.
Во-первых, таких денег просто не найдется в бюджете. Как не оказалось едва ли не 600 миллиардов долларов (надеюсь, я ничего не путаю), которые летом 2008 года правительство обещало потратить на модернизацию дорог в ближайшее десятилетие. Как не случилась реализация положений ни первой, ни второй редакции «Стратегии-2020».
Любой адекватный обыватель, а уж тем более тот, кто занят в реальном бизнесе, знает: надо жить по средствам. Ты вряд ли можешь, имея ларек по продаже мороженого, рассчитывать на офис масштаба нефтегазовой компании. Еще одна очевидная для людей бизнеса вещь: в первую очередь «свободные» деньги направляются на инвестиции. Средств у государства, прямо скажем, не очень много, а уж «свободных» нет совсем. И в этой ситуации нам предложено не просто поддержать «потенциал стратегического сдерживания», но и платить по счетам за девяностые и двухтысячные. Из каких, позвольте узнать, средств? Рецепты просты и незатейливы: повышение налогов, отказ от инвестирования в гражданскую инфраструктуру, что будет означать сворачивание бизнеса, уменьшение налоговых поступлений. Ах да, забыл: заимствования. Ведь у нас один из самых низких в мире (в процентах к ВВП) госдолг. Но вряд ли нам столько займут, тем более на оружие. Во-вторых, поверить, что все это не сказка, значит допустить, что наших лидеров ничему не учит история. В середине 1970-х мы все это уже проходили: нефтедоллары превращались в ракеты и танки. И при всей разности времен и систем и тогда, и сейчас верхи не понимают вышеназванных истин: надо жить по средствам и вкладывать в будущие источники доходов. В-третьих, даже если на нашу страну просыплется очередная манна небесная (нефть по 300 долларов за баррель) и «лишние» 23 триллиона рублей в бюджете вдруг случатся, то и тогда заявленных целей можно будет добиться процентов на десять, не больше. А все потому, что описанная в статье программа развития ВПК не предполагает самого главного — кардинального изменения неэффективнейшей системы. Главная ее беда в том, что она практически полностью государственная! Пока большинство оборонных предприятий не станут негосударственными, никакой набор полумер, в обилии озвученных в статье (привлечение к процессу некоторых частных компаний в надежде создать новых Путиловых и Демидовых), ничего по сути не изменит. Если совсем просто: пока директор оборонного завода или главный конструктор КБ верит в сказку про бюджетные 23 триллиона, ему практически все равно, взлетит очередная «Булава» или упадет. Ведь на следующую ракету деньги уже выделены. Это вам не калоши делать: там, если не угадал с фасоном или цветом и не продал партию, — зубы на полку…