— А где, кстати, в конце 80-х работал Петр Авен, сосватавший вас Борису Абрамовичу?
— Он был научным сотрудником Международного института прикладного системного анализа в городе Лаксенбурге под Веной. Мы оба работали в Академии наук СССР, откуда Авена и командировали в Австрию. В IIASA регулярно проходили семинары по рыночным реформам, на них ездили и Чубайс, и Гайдар, и многие другие. В загранкомандировку Авен уезжал на такой же «девятке», как была у меня. Он тоже покупал ее через Березовского. Кажется, одно время Борис Абрамович работал вместе с отцом Петра в Институте проблем управления. Отправляясь в Вену, будущий миллиардер сам сидел за рулем…
— Зато потом вернулся в Москву сразу в министерский кабинет.
— На пост главы внешнеэкономического ведомства Авена рекомендовал я. Он на службу приехал прямо из аэропорта с чемоданом…
— Как вообще возникли Гайдар и его команда?
— Сказать по правде, в наших отношениях с самого начала было много разных нюансов и подводных течений. Я чувствовал ревнивое отношение Егора. Он сидел на 15-й даче в Архангельском, писал вместе с экспертами программу реформ для будущего российского правительства, намечал его структуру, а я работал министром труда в кабинете Силаева и не мог слишком много времени посвящать аналитике. Реальным руководителем проекта, конечно, был Гайдар, но я оказался в той компании выше других по рангу. И некоторые проверенные соратники Ельцина именно так ко мне и относились. Это не очень нравилось Егору, хотя я никогда не пытался позиционировать себя как «старший по званию». В октябре 91-го Полторанин открытым текстом предложил поделить с ним влияние на правительство. Мол, будет два первых вице-премьера, Михаил Никифорович возьмет под свой контроль политический блок, а я — экономический. Гайдару достанется пост министра финансов, Бурбулисом же придется пожертвовать. Я отказался от сделки, объяснив, что у нас единая команда, сепаратных переговоров мы не ведем, а Бурбулис и вовсе наш заказчик. Естественно, сообщил о состоявшемся разговоре и Геннадию, и Егору. Полторанин потом «отблагодарил», распустив слух, будто я пристроил обоих сыновей в «ЛУКОЙЛ». Как-то встретились, говорю ему: «Миша, ты ведь бывал у нас дома, прекрасно знаешь, что у меня сын и дочь, которые еще в школе учатся…»
Но это случилось позже, а тогда, в 91-м, события развивались стремительно. На конец октября был назначен Съезд народных депутатов, где планировалось утвердить правительство, а Ельцин никак не мог определиться с выбором. Программу-то он принял, на кандидатуре же премьера не остановился. Мы боялись, что он двинет вперед Скокова или Лобова, не знали, кого самим предложить в качестве альтернативной фигуры. «Серый кардинал» Бурбулис по понятным причинам не проходил — аллерген для депутатов. А кто еще? Тогда и возникла идея уговорить Бориса Николаевича, чтобы он лично возглавил кабинет. По тогдашней Конституции президент имел на это право. На V съезде Ельцин получил мандат на проведение в течение года реформ, попутно озвучив отдельные места из нашей программы, самым сенсационным из которых стало решение о либерализации цен. Граждане отреагировали адекватно, за считаные часы раскупив остававшиеся в магазинах последние товары. Даже я по случаю приобрел холодильник… В течение нескольких дней после съезда Ельцин не провел ни одного назначения в правительстве, продолжал «щупать» нашу команду. А мы между тем увлеченно рисовали квадратики на листочке бумаги, распределяя портфели министров. Вернее, рисованием занимались Егор Гайдар и Алексей Головков, тоже ныне покойный. Когда я заглянул в предложенную схему, с удивлением увидел, что мне отводится прежняя роль министра труда, а не вице-премьера, на которую не без оснований рассчитывал. Ни шага вверх, в то время как другие собирались перескочить сразу много ступеней карьерной лестницы. Видимо, Егор хотел быть единоличным лидером и не выказывал готовности делиться полномочиями. Авен до сих пор считает моей ошибкой, что я не взял на себя ответственность за правительство образца ноября 91-го года, хотя мог. Действительно, на тот момент я был более узнаваем, чем любой другой член команды. Но суетиться не в моих правилах, плохо это или хорошо… Меня хватило на вопрос Егору: «Почему так?» Гайдар принялся объяснять, что видит структуру с одним вице-премьером, курирующим социальный, экономический и финансовый блоки. Я предложил поделить ответственность… Словом, дружба с Егором у нас с самого начала была, скажем так, шероховатая, хотя в свое время мы работали буквально через стенку, оба занимались тем, что под руководством академика Шаталина сводили воедино социально-экономические разделы программы научно-технического прогресса СССР, рассчитанной на двадцать лет вперед. Это было в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса Академии наук, где я трудился пресловутым завлабом, а Егор — ведущим научным сотрудником.
— Вроде бы и вице-премьером Борис Николаевич назначил вас раньше, чем Гайдара?
— После подписания Ельциным мой указ оказался вверху стопки документов, и канцелярия президента сработала образцово, первым зарегистрировав именно его. Чистой воды бюрократический казус! Дело было так. 6 ноября 91-го года в Москву с визитом приехал спикер парламента Украины Кравчук и в разговоре с Ельциным полушутя-полусерьезно с невинным видом спросил: а почему Россия столько времени живет без правительства? Вот в Киеве, мол, давно создан кабинет министров, Белокаменная же отстает… Надо знать Бориса Николаевича! Он моментально взял со стола проекты указов и в присутствии Леонида Макаровича подписал их. Бурбулис назначался первым вице-премьером, Гайдар и Шохин — вице по экономике и по социальным вопросам. Поскольку в президентскую канцелярию бумаги поступили в обратной последовательности, хронологически я оказался первым назначенцем в правительство Ельцина… 10 ноября, сразу после праздников, мы были в Кремле у Бориса Николаевича. Он тогда еще сидел не в главном здании, которое занимал Горбачев, а в 14-м корпусе. Пришли вчетвером — Бурбулис, Гайдар, я и Шахрай как госсоветник по правовой политике. Принесли пачку проектов указов на новых министров. Меня поразила легкость, с которой Ельцин подписывал документы, соглашаясь с нашими предложениями. Было ясно: человек перешел Рубикон и не обращает внимания на не имевшие большого политического значения персональные мелочи. Правда, он попытался ввести в состав нашего кабинета на пост министра внешних связей мэра Москвы Попова. Мы с Егором вежливо объяснили: «Гавриил Харитонович — замечательный человек, был деканом на родном для нас факультете в МГУ. Но он представитель другой команды, не из нашей песочницы. Решайте, Борис Николаевич, с кем хотите работать…» Ельцин не стал настаивать, приняв все предложенные кандидатуры. Некоторые указы, правда, подписал в последующие дни, но вскоре кабинет был сформирован. У меня даже мелькнула мысль: если президент с такой готовностью отставляет близких людей, пришедших вместе с ним из Свердловска и Верховного Совета, неужели будет за нас бороться, когда придет время?.. 15 ноября мы начали работать как правительство. Интересное было время!