- Мы тебя, Лев Борисович, коммунистом до мозга костей называли, а ты такое говоришь.
- Хочешь сказать, в 1937 году по 58-ой статье десять лет без права переписки получил бы? Нет, Иван Егорович, я был коммунистом и всегда им останусь. Но кто сказал, что забота о человеке труда не главное для коммуниста?
- Так оно и есть. На всех съездах, во всех программах партии это говорится.
Иван Егорович даже не ожидал такого откровенного разговора от Зарубина, который уволил из райкома инструктора только за то, что он привез леса для стройки, минуя лесничество, от своего приятеля лесника.
- Говорилось и говорится. Но почему не делается, почему народ, о благосостоянии и правах которого так много говорится с самых высоких трибун, живет в таких условиях, когда в колхозах даже общественных бань часто нет, не говоря о душевых на фермах и в тракторных парках? Почему зарплата восемьдесят рублей для доярки норма? Не рентабельный колхоз, а кто его таким сделал? Мы с вами или такие же, как мы, - Зарубин снова закурил.
Иван Егорович посмотрел на своего бывшего шефа, словно увидел впервые, хотя проработал с ним пять лет. Вон он, какой коммунист до мозга костей Зарубин – неуживчивый и неустойчивый. Он так стремительно начал карьеру: в тридцать уже работал в обкоме, но сосланный за свой характер в ссылку в район. «Антипов не может терпеть критику», - слова Зарубина стояли в голове Ивана Егоровича. Вот почему он приближает к себе людей, таких как он. Захаров, наверное, никогда в своей жизни не критиковал своих начальников. Их было много, самых разных. Деловых и хватких как Абрикосов, который сейчас в правительстве РФ. Умных и не очень умных, как первый в соседнем районе, где он работал до перевода в Урыв. У него брат жены занимал высокий пост в прокуратуре России, и район, некогда один из лучших в области, опустился в средники. Но все директивы и предписания всегда выполнялись, и он продолжал руководить районом. А спросить у руководителей, что перспективней: выращивать гречиху или сахарную свеклу - никто не задумывался. Поступали директивы, а это значит приказ: гречихи сеять столько, а сахарной свеклы столько, а есть ли рабочий ресурс и почвенные преимущества? Считали, что специалистам виднее где, что, сколько и на каких землях выращивать. И своему первому за четыре года вплоть до перевода в Урыв Иван Егорович не сказал ничего против и всегда выполнял распоряжения, даже когда видел всю глупость принятого решения. Он только винтик, маленький винтик в огромной машине аппарата власти. Вверху всегда виднее, там знают, там разберутся.
После разговора с Зарубиным Иван Егорович окончательно понял, почему так зорко следит за ходом строительства сам Антипов и его замы. Значит, намечаются большие перемены, и перестройка, затеянная для блага всех, наверное, совсем не то, что думают и чего ждут от нее простые рабочие люди.
Глава 11
Виктор проснулся от телефонного звонка. Звонила взволнованная мать и сообщила, что с дач позвонил какой-то мужчина, назвался сторожем Тулупом каким-то и добавил, что он друг Виктора:
- Он говорит, что замечает: на нашей даче кто-то бывает, открывают ключом. Он даже ставил контрольку, когда дверь открываешь – она отрывается. Вот и сегодня были, он заметил свет, и контролька оторвана.
- Я не понял, воры еще на даче? – сонным голосом спросил Виктор, посмотрел на часы – 5.30.
- Нет, он говорит, были, ушли, - взволновано ответила мать.
- Мать, такая рань, кого понесет на дачу открыть, переночевать, а, может, отец? – осторожно спросил Виктор.
- Отец храпит в спальне. Ему рано утром на стройку. Нет, я уверена, это не отец. К тому же Тулуп утверждает, что отца хорошо знает.
- Хорошо, мамуль, ты не волнуйся, пожалуйста. Я поеду сам и все посмотрю. Может Тулуп просит повысить гонорар за бдительность? – Виктор имел ввиду, что всегда оставлял сторожу недопитое и недоеденное. И к большой радости Тулупа и Заики недопитого было всегда больше.
Виктор положил трубку. Ерунда какая-то – воры на даче, они обходят сторожей. Всех по пропускам пропускают, всё огорожено, это не только райкомовские, но и обкомовские дачи. Три проходных, на их проходной - Тулуп с Заикой. На обкомовских ребята здоровые, в основном, пенсионеры из милиции. Ладно, надо утром съездить, всё осмотреть на месте. Сон прошел, Виктор встал, заварил кофе, закурил. Снова зазвонил телефон – Вика в 6.00 утра!
- Привет, котик! Я твоя кошечка, я по тебе очень соскучилась.
- Привет, котенок. Я тоже соскучился и с 5.30 не сплю – тебя жду, - пошутил Виктор.
- Почему с 5.30? А раньше не ждал?
- Ждал, конечно. Я тебя всегда жду: днем и ночью, но в 5.30 звонила мать, взволнованная очень, говорит, звонил Тулуп, ну сторож с нашей дачи. Помнишь?
- Да, помню.
- И Тулуп сообщил, что на нашей даче кто-то ночует, призраки какие-то.
- Как интересно! А почему призраки?
- Потому, что дверь аккуратно открывают и закрывают, только контрольку, поставленную Тулупом, сбили.
- Ночью приходят?
- Я не знаю, Викуль. Вот поеду сейчас в 7.00, наверное, все равно уже не засну.
- Ой, Витюшка, я с тобой! Я тоже хочу ловить призраков. Я уже бегу к тебе. К тому же я очень соскучилась.
Вика положила трубку. Странно: Вика раньше семи вообще не может без будильника встать. Неужели правда так соскучилась? Они расстались в воскресенье, ночевали на даче. От воспоминания у Виктора сжалось в груди. Да, с Викой ему повезло. Каждый мужчина, наверное, мечтает, чтобы его женщина в постели была любовницей. В одном лице: жена - любовница. Он вспомнил слова своего друга таксиста Олега, уже давно женатого. Подпив, он начал рассказывать Виктору: «Пришел домой, жена зашивает свои трусики». Он вынул деньги. «На, сходи, купи красивые, модные – порадуй мужа». А она: «Ой, нам как раз на новый пылесос не хватает». «Вот так, Витек, не бывает женщин, чтоб жена и любовница в одном лице, поэтому мы одних любим, а других замуж берем». Но таксист Олег неправ. Вика будет у него и жена, и неутомимая любовница в одном лице.
Вика пришла очень быстро. Виктор даже вздрогнул, когда в замке повернулся ключ.
- Привет! – она забежала свежая, будто и не спавшая совсем. С порога набросилась, как буря на Виктора, осыпая его ласками и поцелуями. – Котик, милый, я так по тебе соскучилась, - шептала она.
Виктор еще лежал, Вика убежала в ванную, ехать на дачу совсем расхотелось. В ванне заманчиво плескалась вода.
- Викуль! А может, оставим этих приведений в покое? Пусть живут.
- Ты что, Витюшка, это так интересно. Мы же г-е-о-л-о-г-и, - по буквам произнесла Вика. Она вышла из ванны свежая, уже одетая. – Вперед, лежебока. Нас ждут неизвестные месторождения. Или я поеду одна.
- Никогда! Отдать тебя призракам?
Виктор вскочил, побежал в ванную, начал одеваться, жуя на ходу приготовленный Викой бутерброд. Вика стояла на кухне, смотрела в открытое окно:
- Витюшь, ты сильно меня любишь? – вдруг спросила она.
- Больше жизни, мой котенок, - Виктор подбежал, поднял Вику на руки.
- Ты все мне можешь простить? – уже серьезно спросила она.
- В каком смысле все? – Виктор сразу стал серьезным.
- О, Вы Отелло, Виктор Иванович. Отелло Вы мне нравитесь даже больше, - снова заговорила Вика тем же игривым тоном. – Однако, Отелло, 9.25 – нам пора.
Автобусы в Урыв ходили часто, и если учесть, что мимо города проходило много проходящих в села района, то добрались Вика с Виктором до «Поля чудес», как называли райкомовские и обкомовские дачи, очень быстро. Сошли на ближайшей к их даче остановке, еще метров пятьсот нужно пройти пешком. Но что для молодых влюбленных людей пятьсот метров? Тулуп стоял возле домика - сторожки, было видно, он ждал Виктора и увидел их сразу, когда те вышли из автобуса.