- Виктор Иванович, - Тулуп всегда называл Захарова-младшего по имени-отчеству еще со школьных лет, когда Виктор Захаров приезжал с родителями на дачу. И если школьник Захаров злился на такое обращение сторожа, то студент, без пяти минут инженер геологоразведывательных работ, Виктор Захаров относился к такому обращению, как к должному.
- Рассказывай, Алексей Степанович, что за приведение поселилось на нашей даче, - шутливо спросил Виктор.
- Ты не смейся, Виктор Иванович, я свою работу выполняю честно и все вижу. Я даже сплю и все вижу, - было видно, что Тулуп уже приложился после трудовой ночи, и в нем проснулось естественное желание в таких случаях поговорить.
- Я знаю, Степаныч, ты молоток. Но, пожалуйста, пояснее. У нас мало времени – надо писать дипломную.
- Я в курсе. Объясняю: вчера в 23.32 я заметил луч света из-за занавески у вас на даче на втором этаже.
- На мансарде? – переспросил Виктор.
- Я слов иностранных не знаю и, как ее, марса… в окне на втором этаже, - уже отчетливо проговорил Тулуп. – Я и на прошлой неделе замечал, но подумал отблеск от машины с дороги или от луны, она тогда здоровая была, а вчера были облака, но я после вашего визита в воскресенье оставил на двери контрольку.
Тулуп явно был настроен на долгий разговор и объяснял со всеми мелкими подробностями свою проделанную работу, явно рассчитывая на причитающееся за усердие в работе вознаграждение. Они подошли к даче Захаровых. Все казалось, как и три дня назад, в воскресенье. Розы, их, кажется, меньше, но розы мог срезать кто-то из соседей. Отец никогда не возражал этому. Наоборот, он как сельский житель любил землю, и в городе эту любовь заменили цветы. Такого цветника, как у Захаровых, не было ни у кого по соседству, и отец всегда говорил, что, если кому необходимо, пусть срезают цветы: «Цветы сажают, чтобы они приносили людям радость, а не для того, чтобы они осыпались на клумбе. Только не ломать - срезать». Он и ножницы садовые оставлял на видном месте, все это знали. И сейчас ножницы были на месте, где и всегда, все закрыто. Виктор открыл дверь ключом. Замок легко поддался, дверь открылась. Всё на месте, только запах! Чужой, другой запах! Сердце в груди у Виктора тревожно забилось, он быстро вошел в дом, пошел, почти побежал вверх по лестнице на мансарду. Все так же, кровать прикрыта, ничего особенного. Виктор подошел к окну, форточка приоткрыта, как всегда на фиксаторе, чтобы не распахивалась от ветра.
- Все то же и все так же, как и три дня назад, - вслух проговорил Виктор.
Тулуп стоял на лестнице, была видна одна его большая, давно нестриженая голова.
- Степаныч, признайся, наверное, лишнего вчера принял на службе?
- Виктор Иванович, зачем обижаешь? Я всегда знаю норму, после службы – пожалуйста, а на работе ни-ни.
- Так уж и ни-ни?
- Ну, грамм сто для сугрева, как говорится, души и все, но я все всегда вижу и слышу, - Тулуп, наверное, понимал, что дал промашку – начал доказывать, что на работе он всегда в нужной форме. – А контролька! – почти вскрикнул, вспомнив, он.
- Какая контролька?
- Иди, Витя, сюда!
Тулуп, наверное, впервые за все годы, сколько знал семью Захаровых, когда к ним в район был назначен второй секретарь Захаров, и он с четырнадцатилетним сыном Витей пришли на стройку своей будущей дачи, впервые назвал Виктора по имени. Тулуп спустился вниз по лестнице. Следом спустился Виктор. Вика стояла внизу с дамской сумочкой на плече. После ее рвения и желания поехать с Виктором на дачу ее безучастность к происходящему, наверное, могла навести на подозрения, но увлеченный Виктор ничего не заметил.
- Вот здесь, Виктор Иванович, - Тулуп стоял у входной двери, присел на корточки. – Вот видишь? В самом низу был приклеен кусочек лейкопластыря. Вот, я ставил контрольку. Если открыть дверь даже днем, никто не обратит внимания.
Тонкий кусочек пластыря он приклеил к двери и к дверной коробке, и стоит открыть дверь – он где-то отрывался. Пластырь был оторван от коробки и висел на двери.
- Ветер, Виктор Иванович, не оторвет. Я знаю, ты подумал. Да и тихо вчера было. Только, когда открываешь дверь. У меня жена покойница так делала, чтобы узнать, прикладывался ли я к баночке в шифоньере.
Виктор задумался. Все было просто и логично. Ай да Тулуп!
- Я ее приклеил в семь вечера в воскресенье, когда все разъехались, а вчера, когда увидел свет на втором этаже, - Тулуп почувствовал, что Виктор начинает ему верить, стал еще разговорчивее.
- Так я не понял: свет или отблеск?
- Как лучик мелькнул и погас, но там, я посмотрел, шторы толстые, может, где-то просвечивалось. Я подумал отблеск, но ни машины, ни луны не было. На столбе свет за вашей дачей на это окно не может попасть.
- И что дальше? – Виктор уже верил Тулупу.
- Дальше я подошел – контролька оторвана.
- И во сколько это было?
- В 23.32, - четко по военному ответил Тулуп.
- Какая точность!
- Да я на часы посмотрел, у меня точные, «командирские», со светящимся циферблатом. Абрикосов подарил, слышал в правительстве сейчас в Кремле. У нас в районе был первым. Когда в Москву переводили, подошел ко мне: «На, - говорит, - Алексей Степанович, за честную твою службу». А ты говоришь - лишнего принял.
Виктор задумался.
- Ну что, следопыты, приведение исчезло так же внезапно, как и появилось? – Вика вышла на улицу. – Смотри, Витюш, и роз стало меньше.
- Розы не улика, их может срезать любой из соседей. Отец разрешает.
- И срезают без спроса? Нужно, наверное, хоть сторожа предупредить. И это люди из высшего общества!
- Общество, Викуль, у нас пока одно. А спрашивать зачем? Если отец много лет всем разрешает. Люди уже привыкли. Придут, кому нужно, срежут аккуратно букетик и уходят.
Не зная почему, Виктор снова вошел в дом.
- И сколько мы будем еще искать улики? Нам надо еще заниматься, - напомнила Вика.
- Я сейчас.
Виктор прошел вглубь комнаты. И снова запах – легкий, почти неуловимый, но чужой этот запах. Это не Викины духи. Он их ей дарил и сам выбирал по своему вкусу. Так как девушка из небогатой семьи, мягко говоря, не очень разбиралась в дорогой парфюмерии. Виктор снова поднялся по лестнице вверх, подошел к окну. Вика и Тулуп стояли внизу. Тулуп жестикулировал, видно пытался доказать Вике правоту своих подозрений. Виктор повернулся спиной к окну. Все привычно, все на месте. Подошел к широкой двуспальной кровати. Кровать накрыта покрывалом поверх одеяла и подушек, как она, вернее Вика всегда делает. И снова запах. Виктор наклонился, запах был явно от подушек. Виктор стал на колени, заглянул под кровать, засунул на сколько можно руку, провел. Пыль! Да, Вика аккуратностью не отличается. За два месяца их поездок до уборки не дошло как-то. Виктор прополз на коленях. Снова засунул руку, провел. И… что-то блестящее выкатилось на ковер. Серьга! Серьга, кольцо, которое он подарил Вике. В воскресенье после дачи на квартире у Виктора серьги были, Вика еще пожаловалась Виктору, что одна застежка плохо держит. Значит, Вика была здесь уже после воскресенья. Да и спали они почти всегда внизу. Редко, очень редко поднимались наверх. Кровь ударила в лицо, руки у Виктора задрожали, во рту стало сухо, хотелось пить. Значит, приведение было. Тулуп не лжет. Вот почему Вика так рано позвонила. Значит, ей нужно было попасть на дачу с ним, обязательно с ним. Одну ее увидел бы Тулуп. В голове зашумело, руки дрожали. Плохо осознавая, Виктор спустился вниз, вышел на улицу. Тулуп, жестикулируя, все еще доказывал Вике, что он не мог ошибиться, он всегда по три-четыре раза за ночь обходит дачи:
- Меня уже и собаки все знают – не лают, - продолжал объяснять он Вике.
Вика улыбалась. Она стояла перед Тулупом, на плече сумочка. На дрожащих ногах Виктор подошел к ним. Вика обернулась, улыбаясь. Чистое открытое лицо, неужели она способна предать? Виктор резко сорвал с плеча девушки сумочку.