Галина почти всегда даже наедине звала Елышева по имени-отчеству, этим она как бы показывала ему свою зависимость, подвластность к заместителю предисполкома. Эта мелочь, которую можно принять за игру, имела свой успех. Елышеву, как самовлюбленному человеку, нравилось подобное обращение даже от любимой, как он ее называл, женщины. И он ни разу не упрекнул ее в фамильярности.
Игорь Елышев родился и вырос в областном центре. Его отец, за исключением военных лет, всю жизнь работал в торговле на руководящих постах, где и познакомился с его матерью, тогда еще молоденькой продавщицей. В годы войны Елышев-старший по состоянию здоровья не был призван в армию и вместе с авиационным заводом, куда с первых дней войны его назначили парторгом, и семьей эвакуировался за Волгу. Игорь родился после войны, когда его семья возвратилась в родной город. Сестра родилась еще до войны, часто болела и умерла еще молодой, когда Игорь учился в институте торговли. Свою жизнь и профессию он выбрал еще в детстве: ему нравились шум и суета на базах, когда он приходил к отцу, и изобилие всего в еще голодные послевоенные годы. Отец говорил:
- Сынок, торговля – это главное в экономике любой страны. При любых комиссарах - белых или красных, в торговле будешь жить.
Отец был членом КПСС с довоенным стажем, и Игорь не раз видел, как менялся отец до неузнаваемости, когда ему, как директору базы, приходилось отчитывать провинившихся в чем-то подчиненных:
- Партбилет положишь на стол, уважаемый, за такое отношение к государственному делу.
Отец менялся, становился чужим и колючим и дома, когда надевал полосатую пижаму и тапочки:
- Сынок, в партии вся сила. И если хочешь чего-то достичь в жизни, обязательно вступай в ее ряды. И чем раньше, тем лучше.
Игорь Елышев вступил в ряды КПСС на третьем курсе института торговли. В Армию его не взяли из-за плоскостопия.
- Это у нас наследственное, - успокаивал отец огорченного Игоря, потому что в те годы служба в армии считалась обязательной и необходимой школой жизни для всех мужчин. – Каждому свое, - говорил отец. – Я тоже жалел, что не попал на фронт, но мы работали за троих. И хотя я был в тылу, душа моя была на фронте.
После окончания института молодого коммуниста-активиста по работе в комсомоле назначили секретарем комитета комсомола на завод «Энергомаш» – один из крупнейших в областном центре. Так шаг за шагом поднимался Игорь Григорьевич Елышев по лестнице партийной власти. Он женился на дочери директора торга, Ольге Сорокиной – бледной болезненной девушке, которая тоже училась с ним в институте торговли. В тридцать шесть лет Игорь Елышев был назначен заместителем предоблисполкома Воробьева Сергея Павловича, конечно, с перспективой роста. Игорь Григорьевич курировал торговлю области. Но перестройка внесла свои коррективы, в том числе и в вертикали власти. Елышев остался на своей должности и при новом председателе облисполкома.
Сам водить машину Елышев не любил. Постоянное напряжение и усиленное внимание утомляли его, поэтому он ездил сам в исключительных случаях. Он приехал на свидание на своей служебной «Волге», хотя во всех газетах шел разговор, осуждающий использование государственного служебного автотранспорта не по назначению, в личных целях. База отдыха, взятая в аренду кооператорами, входила в ведомство Елышева. Здесь работали бары, кафе, магазины, поэтому в любом случае Елышев мог сказать, что приехал по работе. Тем более в списке, полученном из обкома о необходимости более тщательного контроля, вызванного жалобами трудящихся и заявлениями, поступившими в органы власти, была и база отдыха «Дивное». В частности, здесь на базе отдыха продают спиртное, когда по всей стране идет борьба за трезвый образ жизни. Директор, он же председатель кооператива «Дивное» – Гиви Тигранович Гулия – давний знакомый Елышева, встретил их у своей конторы-офиса:
- О, Игорь, батоне. Какие гости, - Гулия был предупрежден Елышевым о своем приезде.
Но как все кавказцы, Гиви Тигранович показал удивление и радость при виде гостя.
- Здравствуй, Гиви, - Игорь Григорьевич подал руку директору. Елышев, как было негласно принято, за редким исключением называл подчиненных на «ты». Этим показывал, с одной стороны, власть над ними, с другой - свое дружеское к ним расположение. – Что-то, Гиви Тигранович, на тебя анонимки идут в партийные органы: что спиртное у тебя продается свободно, даже крепкие напитки и игры запрещенные устраиваешь в своих кафе-барах, даже в карты, что вообще неприемлемо любому советскому человеку, тем более коммунисту со стажем. Врут, наверное?
- Конечно, врут, от зависти врут, - Гулия улыбаясь, взял за обе руки Елышева, что по кавказскому этикету говорило о большом уважении к человеку. – Когда я базу в аренду брал, что здесь было? Разбитые бараки без дверей и стекол. А теперь, за полтора года, приятно зайти в любое здание. И наше новшество – домики для отдыха семей. Это сказка наяву. Отдохнешь от суеты и шума с любимой женщиной. Это сказка наяву, - постарался Гулия с сильным кавказским акцентом.
- Что за домики для семьи? Я не видел.
- О, дорогой, пойдем, я все покажу.
Они втроем сели в «Жигули» Гулии, поехали по ровной, недавно проложенной дороге среди хвойного леса. Остановились, проехав два километра. По берегу реки ровной улицей, скрываясь за деревьями, стояли рубленные из бревен небольшие домики, словно сказочные, на сваях. Чуть поодаль: пять домиков немного побольше остальных и располагались они подальше друг от друга, чтобы отдыхающие в одном домике за деревьями и кустарниками не видели отдыхающих соседних домов. От всех домиков сходили порожки к реке. Это жилье для руководителей – людей рангом выше простого рабочего или служащего. К одному из этих домиков, второму справа, подошли Гулия, Елышев и Галина.
- Вот, Игорь Григорьевич, ваши апартаменты, будьте хозяином, всё уже приготовлено и банька протоплена.
Возле каждого из этих отдельных пяти домиков была словно игрушечная баня, тоже, как и домик, рубленная из бревен.
- Какая прелесть! - не сдержала восхищения Галина.
Действительно, свежий воздух, солнце уже заходило за вершины могучих сосен. Тишина, только журчание воды. Всё это после шумного душного города с машинами и выхлопных газов было как сказка.
- Спасибо тебе, Гиви Тигранович, - Елышев еще раз пожал гостеприимному хозяину руку.
- Отдыхайте, пожалуйста, всего вам хорошего. Если что будет надо – в домике телефон, поднимите трубку – связь с персоналом Базы.
Гулия ушел. Елышев обнял Галину за талию:
- Ты довольна, моя повелительница?
- Очень, Игорек, зайчик мой, очень, - глаза Галины искренне горели.
- И я могу рассчитывать на компенсацию? – глаза Елышева томно сузились.
- В любом количестве, милый, - Галина улыбнулась.
И действительно, после всей городской суеты и проблем она была счастлива оказаться здесь, в этом райском уголке. Пусть и с Елышевым – не очень желанным мужчиной, но он так хотел удивить ее и сделать ей приятно. Они вошли в домик: небольшая комната, телевизор в углу, за ширмой кровать, столик у окна, накрытый на двоих из местного ресторана с бутылкой хорошего армянского коньяка и вина.
- Игоречек! Ты прелесть! - Галина обняла и нежно поцеловала своего любовника.
Глава 13
Владимир Матвеевич Новиков давал показания. Старший следователь облпрокуратуры, юрист второго класса Стародубцев Алексей Семенович, назначенный для дополнительного следствия в связи с открывшимися новыми обстоятельствами по делу, пришел на допрос в среду в девять утра. Новикова доставили из камеры в следственную комнату. Он вошел, прихрамывая, подошел к привинченной к полу табуретке, сел, положив большие руки на колени. Новиков был спокоен, свежевыбрит, всем своим видом показывая, что ждал назначенного допроса.
После ухода адвоката Митина в своей камере, лежа на железной кровати-шконке, майор Новиков не спал всю ночь. Жизнь его проходила перед глазами, как кадры на кинопленке. Кажется, все было вчера: детство в деревне Николаевка, он был поздний ребенок в семье. Мать - учительница в их сельской школе, отец возвратился с войны весь израненный. Владимир еще ребенком видел, что отцу с годами становится все труднее ходить – сказывалась военная рана позвоночника, но он очень любил мать, во всем помогал ей по дому. Наверное, любовь родителей придавала ему силы. А ночью отец скрипел зубами, чтобы не стонать от боли. Старший сводный брат Алексей после службы остался на Дальнем Востоке моряком гражданского флота, сестра Нина после окончания школы поступила в институт в облцентре. Владимир остался с родителями один. Им было хорошо втроем. Отец никогда не обижал, даже не ругался с матерью. Владимир много раз видел, как отец сядет, ссутулившись, на табуретку у окна и смотрит, смотрит, как мать готовит что-нибудь или шьет, а он молчит и смотрит. Сколько было тепла и нежности в глазах отца, казалось, хмурого, неразговорчивого человека. Он умер, когда Владимиру было пятнадцать лет.