Ключевое слово здесь — «вероятно». Замечания Гарольда Блума — что «Биография Иисуса — всегда оксиморон» (11) и что мы должны «признать, как безнадежно мало мы в действительности знаем об Иисусе» (Bloom, 22) — в равной степени справедливы и для Иуды.[32] Возможно, мое «вероятно» продиктовано моим желанием, как биографа, воссоздать четкую, недвусмысленную, картину жизни своего персонажа. Хотя более подходящим словом, пожалуй, было бы «возможно». Многие современные исследователи сходятся во мнении, что евангельская история об аресте Иисуса, суде и распятии восходит к самому раннему периоду христианства. Некоторые, ссылаясь на два независимых источника (этиологические предания, анализируемые в следующей главе), связывают Иуду с полем красной глины, принадлежавшим иерусалимскому горшечнику и названным Землей крови.[33]Много это или мало, но только историческую вероятность или возможность самого существования Иуды в древней Иудее и факта его предательства мы можем констатировать на основании зачастую противоречащих друг другу рассказов Марка, Матфея, Луки и Иоанна об изменнике в Писании. Как справедливо подметил историк-библеист Э. Р. Сандерс, «В Евангелиях вообще ничего не говорится об устремлениях и целях Иуды» (Sanders, 74).
Почему Иуда выдал? Но и какую именно информацию он выдал? Читатели Евангелий могут только гадать. Греческий глагол, которым описывается в библейских переводах поступок Иуды — «paradidonai» — и который Раймонд Э. Браун склонен переводить как «передавать, вручать» (Brown, 1399), возможно, и таит в себе ключ к постижению того, что же произошло в реальности: Иуда прибыл на Масличную гору с теми, кому было поручено арестовать Иисуса, показал им, где Его найти, и указал на Иисуса, отделив Его от остальных.[34] Подытоживая вышесказанное словами другого ученого авторитета, Джона П. Мейера, мы должны признать, что «нам известны только два основных факта [об Иуде]: (1) Иисус выбрал его одним из Двенадцати Своих учеников, и (2) он выдал Иисуса иерусалимским властям, тем самым приблизив казнь Иисуса» (Meier, 208).
Эти «два несовместимых факта», подобно «кресалу и кремнию», «с той поры разжигают христианскую фантазию» (Meier, 208). Откуда явился Иуда, когда он встретился с другими учениками, почему он сначала решил последовать, а затем предать Иисуса, какие именно сведения он выдал и кому именно, как погиб он и где нашел свою погибель: эти вопросы остаются сокрыты завесой тайны. Слишком скудны источники, в которых историки Древнего мира могут почерпнуть хоть какую-нибудь информацию об Иуде (не считая Нового Завета).[35] И в самом деле, если принимать в расчет источники, независимые от новозаветных преданий, — об Иуде нет ни одного! Не удивительно, что почтенные ученые продолжают не верить в его историческую реальность. И конечно же, противоречивые евангельские портреты были созданы не для того, чтобы воспроизвести объективную картину, а для того, чтобы облечь историю в форму, удобную для толкования учения и вдохновления верующих. Но именно пробелы в нашем знании о реальном Иуде и искры, высекаемые «кресалом и кремнием» из его истории, будоражат и побуждают творческих людей вновь и вновь вглядываться в его черты.
Вымышленный Иуда
Поскольку исторический подход проливает слишком слабый свет на Иуду, основное внимание в данном исследовании уделяется трансформации Иуды, как вымышленного персонажа. Злодей в фольклоре, Иуда в ходе своей эволюции отражает менявшиеся в западной культуре представления о зле, заслуживающем наказания, подлежащем наказанию и наказываемом. Во всем Средиземноморье, в Испании, Центральной Европе, Мексике и Южной Америке вплоть до XX в. на Пасху фигурки Иуды, сделанные из дерева или папье-маше, выставляли на всеобщее обозрение, проклинали, искалывали иглами, пороли, вешали или сжигали. Эти обряды, очень популярные в народе, приносили, по поверьям, благосостояние и богатство.[36] Барана, козла или быка, ведущего других овец, коз или коров на убой, перепела для приманки других перепелов некоторые народы называют «иудиными животными». Слепой и сидящий в клетке «иудин перепел» горестно стенает, привлекая тем самым других птиц, которые, откликнувшись на его жалостливые призывы, оказываются в ловушке охотников.
32
В своей книге «Иисус и Яхве» Гарольд Блум пишет, что чувствует себя «несчастным, когда отец Мейер доказывает историчность Иуды Искариота, который представляется мне, да и всем прочим — евреям и неевреям — явно злобным вымыслом, помогающим оправдывать убийство евреев на протяжении двух тысяч лет» (24). В своем отзыве на книгу Блума Кермод выговаривает: «как истинный гностик, [Блум] предпочитает верить, что Иисус избежал казни и, в конце концов, оказался в Северной Индии. Блум, считающий эту версию фактом, отвергает Иуду, как вымысел. Я думаю, это верно, но, принимая во внимание переменчивое отношение Блума к вымыслу и факту, большой разницы в том, кем он был, нет. Блум может верить в то, во что ему удобно верить» (41).
33
Штраус, указывающий на невозможность увязать воедино свидетельства о Земле крови у Матфея и Луки, приходит к выводу, что «у нас нет оснований сомневаться в существовании Земли крови», но вот, «ее отношение к предателю Иисуса вызывает большие сомнения» (Strauss, 665). Бенуи анализирует противоречия в свидетельствах Матфея, приписывающего покупку земли первосвященникам, и «Деяний», в которых эта земля называется собственностью Иуды, приобретенной им на деньги, вырученные от предательства Иисуса (Benoit, 196), и предпринимает попытки воссоздать на основании этих свидетельств логичную картину. Помимо этого, он подчеркивает, что «традиция всегда помещала Хакелдаму в определенный квартал Иерусалима: а именно, юго-западный район окрест Бир-Аюба, у подножия Силоама, где встречаются три долины…» (200). Звавшееся «землей черепков» или «землей горшечников», это было «хорошее место для ремесленников, которые находили там воду, необходимую им для обработки своей глины» (201).
34
Кроссан «почти уверен, что Иуда был схвачен, как один из соучастников Иисуса, во время акции в Храме и, в конце концов, рассказал им,
35
Немногосложные свидетельства об Иуде мы находим у Папия (ок. 130 г.), Иринея Лионского (ок. 130—200 гг.) и Епифания Саламийского (ок. 310—403 гг.), упоминающего о «Евангелии об Иуде». Упоминают Иуду и Ориген (ок. 185— 254 гг.), и Кирилл Сирийский (ок. 279-303 гг.) и Феофилакт (XI в.). В распоряжении исследователей имеется также эпическая поэма «Пасхальная песнь», написанная Седулием в Vb., и Арабское Евангелие Детства Спасителя, датируемое V или VI вв. Но все эти источники, большинство из которых я обсуждаю в третьей и четвертой главах этой книги, старше Евангелий.