Когда-то он мечтал о прекрасной Ревекке или Рахили, которую он введет под свой кров, отдав ей свою непорочность.
Теперь у него нет своего крова... Смятый, поломанный и точно оскверненный, смотрит на него виноградник торчащими палками сучьев.
И он сам, Иуда, тоже смят и поломан, как этот виноградник.
Не ему мечтать теперь о Рахили.
Пусть же она, эта продажная женщина, возьмет порыв его первой безумной страсти и его, так свято и с таким трудом, хранимую девственность.
И пусть проклятие его греха, как и проклятие всей его загубленной жизни падет на того, кто его соблазнил.
Он быстро пошел туда, к манящему огоньку и скрылся за порогом...
* * *
Утром, несколько дней спустя, Иуда стоял около своего дома... Все ночи теперь он проводил там, в том доме рядом, а все дни здесь - у себя. Он работал много и многое сделал. Конечно, от старого богатства не осталось и следа, но виноградник уже не имел такого печального вида, и дом не казался таким пустым.
И теперь он тоже работал, подчищая и выпрямляя лозы.
К нему подошел и поздоровался высокий худой еврей.
Это был Руввим, один из его соседей, с которым он еще не встречался по возвращении.
- Что, Иуда, работаешь, - говорил он, - давненько тебя здесь не было. Ты, кажется, был все с тем Назарянином. А хозяйство твое порядком порасстроилось. Я даже не знаю, когда ты теперь соберешь урожай с виноградника. Я думаю, тебе хорошо бы было нанять работника.
И он давал советы и указания.
- А знаешь, - продолжал он - ведь я два дня назад видел этого Назарянина. Я ведь только приехал. Он все по-прежнему ходит и учит. И что бы там ни говорили раввины, а хорошо говорит этот Человек. Когда я его слушал, он говорил о каком-то браке или брачном пире. Видишь ли, царь устроил пир для своего сына. И созвал гостей. Только гости не захотели придти. Все оказались заняты, и у каждого нашлась отговорка. Один женился как раз в тот вечер, другой торговал, третий купил землю и должен был ее осмотреть. И никто, никто из гостей не пришел. Долго ждал царь. Долго нетронутыми стояли яства, а он все подходил к окнам и смотрел на дорогу. Вот уже и звезды зажглись на небе, все никого нет. И увидел Царь, что не придут гости. И разгневался, и опечалился сильно. И послал своих слуг на улицы, переулки, распутье, чтобы они позвали и привели всех, кого найдут - нищих, калек и убогих. И заполнился пир возлежащими. Вошел Царь, но среди собравшихся заметил одного, который поленился одеть брачную одежду и так и лежал в грязном рубище, как бродил по дороге. И велел Царь взять его и выбросить вон.
Это, должно быть, какое-то иносказание, я не понял только хорошо, что оно значит. А учитель говорил: "Много званных, а мало избранных".
Э, да ты, кажется, так занят, что и не слушаешь даже. Ну, прощай, я зайду к тебе еще попозже.
И он ушел.
А Иуда стоял, низко опустив голову.
Итак, он по прежнему ходит по песчаным желтым дорогам. По прежнему говорит свои странные сжигающие слова... и его голос как серебро, глаза задумчиво грустны, и по прежнему так прекрасны его руки...
А ночью он уходит в горы и молится.
И он опять говорит о браке, о нем, о Иуде, пришедшем на пир в разодранной и неубеленной одежде...
А вот он, Иуда, здесь копает землю, перевязывает поломанные лозы, а по ночам, он у этой женщины...
"Стой, Иуда, что ты делаешь, ты с ума сошел!"
Он обернулся. Перед ним стояла она и смеялась.
"Глупый, смотри, ты выдергиваешь лозы с корнями и топчешь их".
Но лицо Иуды стало страшным.
"Отойди от меня, сатана".
Он бросился бежать прочь от виноградника.
* * *
Через несколько дней Иуда опять ходил с Учителем. Иногда бывало так, что ученики оставляли Учителя на несколько дней. У многих были семьи, и они уходили к ним на короткий срок и потом возвращались.
Учитель ни о чем не спрашивал уходящих.
Они рассказывали иногда часами. Впрочем, знали, что Учитель все знает и без рассказов.
Знал об этом и Иуда, хотя ни о чем не рассказывал.
Когда он возвращался, он думал, что будет лежать у ног Учителя, поведает все и выпросит прощение. И вместе с прощением придет благодать.
Но когда пришел, ничего не сказал. И не было ни прощения, ни благодати.
За Учителем ходили женщины: это было необычайно, потому что раввины чуждались женщин.
От присутствия женщин было кругом как-то мягче, нежнее.
Но это нисколько не нарушало внутренней простоты духовной семьи Учителя, настолько здесь был особый какой-то дух, что даже его враги никогда не ставили ни ему, ни его ученикам в укор это присутствие.
Учитель говорил о будущем веке, и о воскресении, что тогда сыны воскресения будут как ангелы, которые не женятся и не выходят замуж.
И казалось, что около него, уже здесь, как там, дух ангельский, дух воскресения.
Иуда раньше чувствовал себя причастником этому духу и совершенной, исходящей от Учителя, свободе.
Но теперь, после его бегства, что-то в нем изменилось. Окружающие его по-прежнему жили в мире, возносящимся над земным, просветленном и совершенном.
Но он уже принадлежал к другому миру.
Когда мимо него проходила Мария из Магдалы, или Иоанна, жена Хузы, он чувствовал, что его сердце бьется учащенней и кровь приливает к вискам.
* * *
Иуда заведовал маленькой случайной казной общины. Обязанность его касалась, главным образом, помощи нищим. Заметили его хозяйственность и поручили ему это дело.
Он исполнял его аккуратно и внимательно.
Но теперь он уже не раз брал монеты из ящика и прятал их в потаенных складках своей одежды.
Почему? Зачем?
Он сам хорошенько не знал этого. Может быть, он еще мечтал о винограднике и о домике, который когда-нибудь надо будет поправить, а может быть просто ему противны были эти оборванные фигуры, лица с печатью унижения и грязные протянутые руки. И не хотелось возиться с ними.
* * *
Шли к Иерусалиму. Все знали, что это путешествие в Иерусалим бесконечно важно. Там будет одновременно и конец, и начало. Там разыграется последнее страшное сражение, и падут в прах побежденные враги. Там разрешатся все недоумения, и солнце воссияет по-новому для них, для родины, для мира.