– Радуйся, Равви…
И Он, глядя на меня с сожалением, отвечал мне так же тихо:
– Друг, для чего ты пришёл?..
И повели Его к дому Анны, чтобы предать для начала суду малого синедриона. Но как, по Закону нашему, синедрион не мог собираться после заката, но только с рассветом, хотели держать Его до рассвета под стражей. Дом же Анны стоял на южном подоле Сиона, потому повели Его мимо диковинного памятника Авессаломова к южным воротам. И когда обогнули городскую стену, некто Симон, слуга Каиафы, и многие следом за ним хотели войти в город через Гнойные ворота. Предлагали же ради поругания и осмеяния Его, Симон же – чтобы угодить господину своему. Ибо Гнойные ворота служили для удаления из города нечистот. Другие хотели идти дальше, к воротам Ессеев, которые приходились напротив дома Анны. И была между ними распря.
Но римский трибун, выслушав их, приказал идти к воротам Ессеев, потому что этот путь был кратчайшим.
И повиновались.
XIII
Пришли к дому первосвященника Анны. Вышел Анна и, как не имел повода к обвинению, спросил Его:
– Чему же Ты учишь в синагогах и на стогнах?.. Кто ученики Твои?..
Он же отвечал:
– Что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им…
Тогда выскочил из толпы Симон, слуга Каиафов, и ударил Его со словами:
– Так отвечаешь Ты первосвященнику?
Но Он сказал только:
– Если Я отвечал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?
Сказал же так, потому что Закон наш запрещал бить судимого.
Анна, не имея ни свидетелей, ни обвинителей, а, потому, не желая продолжать допрос, отправил Его к Каиафе. Дом же Каиафы был недалеко от дома Анны. И пошли всей толпой туда.
От Гефсимании следовали в отдалении за толпой Пётр и Иоанн. Другие ученики разбежались. Во дворе первосвященника Анны Пётр присел к костру и грелся со слугами. Когда все пошли к первосвященнику Каиафе, я не видел Петра.
Иоанн же, придя во двор к Каиафе, поднялся с толпой наверх, в покои, где заседал великий синедрион. Поднялся и я со свидетелями и обвинителями, которые нашлись во множестве. И, встав у входа так, чтобы не встречаться глазами с Иоанном, смотрел и слушал, как судят Его. Был же я уверен тогда, что отложат суд до рассвета, потому что была четвёртая стража ночи. Знал я, что большого зла не причинят Ему, потому что ничего, достойного смерти, Он не сделал. Но, наказав, вышлют Его в Галилею, туда, где был Он рождён и где плотничал прежде. Чтобы никто уже не смущался учением Его.
На низких диванах расселись полукружием члены синедриона в чёрных тогах и белых таллифах, в центре же сел Каиафа. Пришли два сонных писца с пергаментами и сели внутрь полукружия, одесную – писец защиты, ошуюю – обвинения.
Привели Его и поставили перед синедрионом. Тогда поднялся Каиафа и сказал:
– Не будьте несведущи, что погубляющий одну душу из среды Израиля, признаётся погубляющим весь мир; спасающим душу – спасающим весь мир. Кровь ложно обвиняемого до конца века вменится лжесвидетелю, но и на того, кто утаивает, ложится бремя ответственности. Посему приидите и покажите, что вы истинно знаете о Человеке сем…
И вот, пришли люди и стали по одному свидетельствовать. Кто-то сказал:
– Человек этот ворожбою исцелял болезни…
Другой же сказал:
– Он предлагал нам есть плоть свою…
Третий сказал:
– Он призывал не платить подать кесарю…
Я же недоумевал, что такое говорят они? Потому что были это пустые слова. И не было двух свидетелей, повторивших одно свидетельство, как требовал Закон наш. Но вот вышел один старик и сказал:
– Он говорил: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его…
Я же дивился, потому что не слышал от Него таких слов.
Привели следом Елеазара – дрессировщика голубей с Дамасской улицы в Нижнем городе – и подтвердил он:
– Слышал я, как три года назад в храме на празднике Пасхи, Человек сей говорил: «Разрушу храм сей рукотворенный и через три дня воздвигну другой нерукотворенный».
И многие тогда вскочили и стали кричать:
– Что ещё нам нужно? Вот хула на святое место и Закон!..
Но дал им знак Каиафа, и успокоились, и расселись по своим местам. И стали тогда испытывать свидетелей, что свидетельствуют об одном.
Снова сказал старик: «Разрушьте храм сей…» Елеазар же сказал: «Разрушу храм сей…»
Стали совещаться и совещались долго. Хмурили брови, качали головами и признали, наконец, что свидетельство недостаточно, потому что было у свидетелей разногласие.
Все замолчали и не знали, в чём обвинить Его. Тогда вышел вперёд Каиафа и, пройдясь перед Ним, остановился вдруг и спросил: