ым, и не мистическим единением с бесконечным, и не в результате какогото всеобъемлющего, бескрайнего экстатического переживания, но через телесную жизнь с ее животными проявлениями и через воплощение Галахи в данном мире. "Говори всей общине сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш. Бойтесь каждый матери своей и отца своего, и субботы Мои соблюдайте... И кто прелюбодействует с женою замужнею... Отличайте же и вы скот чистый от нечистого и птицу нечистую от чистой... Будьте же Мне святы, ибо свят Я, Господь" (Левит, гл. 19, 20). Святость дается жизнью упорядоченной и определенной по Галахе и находит свое выражение в запретах на некоторые виды связей, виды пищи и т.п. Не зря Маймонид включил эти запреты в свою "Книгу Святости". Святость создается человеком из плоти и крови. Земля Израиля была освящена завоеванием, Храм был освящен жертвоприношениями; человек освящает пространство и строит святилище своему Создателю. Когда Господь сказал Моше: "И пусть сделают они Мне святилище, и буду обитать в среде их" (Иехезкель 25:8), то изумился Моше: Славой Господней полны все верхние и нижние Миры, а Он говорит: "Сделают Мне святилище?". И всмотрелся Моше в будущее и увидел царя Шломо и услышал слова его к Богу, сказанные при окончании строительства Храма; "Но воистину, разве будет Бог жить на земле? Ведь небо и небеса небес не могут вместить Тебя, тем менее этот дом, который Я построил" (Храм в Иерусалиме) (1 Царств 8:27). И ответил ему Господь, что Он сократит свою Шехину (обитание) даже до пространства в один локоть (по Шмот Раба 34:1). Как возможно привести бесконечное в конечное? Как может трансцендентный абсолют быть в сердцевине мира, определенного физическими законами и пространственно-временными рамками? Разве не должен человек, душа которого больна любовью к Создателю, освободить себя от оков материи и подняться на гору Бога, гору абстрактной трансцендентности? Как раз наоборот! Мы хотим привести Славу Божью к нам, в наш нижний мир. Бесконечное "сжимается" в конечном, вечность пребывает в преходящем, Шехина - в пространстве одного локтя. Иудаизм открыл миру эту тайну сжатия ("цимцум"). Когда Господь спустился на гору Синай, Он установил закон на все поколения: Бог спускается к человеку, а не человек поднимается к Богу. В словах: "И пусть сделают Мне святилище, и буду обитать в среде их" (Иехезкель 25:8) открывается тайна, повергающая в трепет: Бог "сжимает" свое обитание в этом мире. "Сжатие", обсуждаемое в рамках Галахи, - не то сжатие, которое обсуждается в Каббале применительно к Сотворению Мира. Законы Галахи имеют практический, утилитарный характер, поэтому надо различать "сжатие" в галахическом учении и "сжатие" в мистике, где его относят к Сотворению Мира. Мистическое учение (Каббала) говорит, что Творение произошло в силу Благости Господней, причем Он как бы спустился из абсолюта трансцендентности к реальному существованию и как бы еще до Творения причинил ущерб Своей Славе, которая исключала до этого любую возможность существования других объектов. Поэтому отношение мистики к бытию пессимистично; и даже воплощение онтологического идеала не является окончательной Целью. Душа мистика жаждет выйти вместе с Богом из тесноты созданного мира и слиться с Богом возвышенным. Так мистики понимают эсхатологическое видение: "В тот день будет Господь один, и имя Его - одно" (Захария 14:9). И об этом молится мистик каждый день. Человек Галахи, напротив, не протестует против бытия и реальности, он вполне буквально понимает слова Торы: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (Бытие 1:31). Нет у него стремления освободиться от мира, он не оплакивает "Шехину в изгнании", что означает, по Каббале, Божественное присутствие, связанное сущим и закованное в бытие. Человек Галахи пребывает в состоянии онтологического оптимизма, он удовлетворен существованием мира. Более того, задача человека Галахи свести Шехину в нижний мир, в долину плача. Таинство сжатия вызывает радость и веселье, а не метафизическую скорбь. Человек - обитатель этого мира, человек обитает в этом мире вместе со своим Творцом, и только углубляя эту совместность обитания с Ним - здесь и сейчас - человек обретает долю в мире грядущем. Сотворение мира не наносит ущерба идее Божественности, напротив, сжатие Шехины в мире материи это выражение Воли Господа. Великая цель, выраженная в словах: "В тот день будет Господь один и имя Его - одно", - это полная реализация Галахи ив этом мире, а не устранение его. Сотворение мира, следовательно, есть проявление Божественной Воли, а не Милосердия или Блага. Ученик и друг р. Хаима из Бриска р. Симха Зелиг рассказывал мне однажды следующую историю. Вместе с р.Хаимом он навестил некоего человека в Вильне. Пока р.Хаим ждал хозяина дома, он перелистывал лежавшие на столе сочинения. Потом он повернулся к р.Симхе Зелигу и сказал очень серьезным тоном: "Обе точки зрения, изложенные здесь, неверны. Мир создан не по Благости Бога и не по Его Милосердию, а по Воле Его". (Как видно, в лежавшей на столе книге обсуждалось, создан ли мир по Благости или по Милосердию Божьему.) Эта точка зрения принята в качестве основополагающей истины в книге "Путеводитель блуждающих" и встречается в множестве модификаций в религиях и религиозных и метафизических системах, например, у Шломо ибн Габироля в книге "Источник жизни", системе Дунса Скотта, находившегося под влиянием Ибн-Габироля; эта точка зрения - печать человека Галахи. Мир был сотворен по воле Божьей; Бог желает "сжаться", чтобы обитать в нем. Идеалом является воцарение Шехины здесь, в этом мире: "И буду Я открываться тебе там и говорить с тобою поверх крышки (ковчега)" (Исход 25:22). Стих этот выражение главной цели Галахи. Сказал р. Аба бар Каhана: "Не сказано "голос Господа Бога, ходящего (или ходящий) по саду" (меhалех), сказано "голос Господа Бога, проходящего (или проходящий) (митралех) по саду" (Бытие 3:8). Это означает здесь "голос уходящий" (из сада). Первоначально Шехина была в нижнем мире, грех Адама "прогнал" ее на первое небо, грех Каина - на второе, поколение Эноша - на третье, поколение Потопа - на четвертое, поколение башни - на пятое, люди Содома - на шестое, египтяне во времена Авраама - на седьмое. Встал Авраам и свел Шехину на шестое небо.., встал Моше и свел Шехину на землю. Сказал р. Ицхак: Сказано в Писании (Псалмы 37:29): "Праведники унаследуют землю и будут обитать в ней вовеки". Что же это означает? Что праведники будут на земле, а злодеи - порхать в воздухе? Нет, смысл здесь в том, что праведники, в противоположность злодеям, послужили причиной обитания Шехины на земле (Берешит Раба 19:7). Человека Галахи можно до известной степени уподобить математику, оперирующему бесконечными величинами лишь для того, чтобы получить конечные, выраженные числами величины и изучить их. Галаха, оперируя сжатием Бесконечного, также использует метод квантификации. Она переводит качественное и субъективно-религиозное на язык конкретных, объективных явлений, нормированных и измеримых. Законы размеров, преград и перегородок даны Моше на горе Синай (Эрувин 4а). Галаха дает точно установленные и четко определенные законы, уставы и системы измерений для каждой заповеди, - что является трапезой и в каких единицах это измерять, что следует считать фруктом, каковы стадии этого развития и отличительные характеристики, каковы 39 категорий запрещенных в Шабат работ и шкалы их измерений, чему равны минимальные размеры шатра, приводящего к передаче ритуальной нечистоты трупа, находящегося в шатре, какая перегородка считается делящей помещение на две части, какие денежные единицы фигурируют в торговых и других отношениях, и многое другое. Утверждение Галилея о том, что "Книга Природы написана математическими образами - треугольниками, квадратами, кругами, шарами" и т.д., можно приложить и к Галахе. Не зря сказал Виленский Гаон переводчику "Геометрии" Эвклида на иврит, что изъян в знании математики влечет стократный изъян в знании Торы. Это не просто красивый афоризм, демонстрирующий широту взглядов Гаона, - это истина, установленная галахической теорией познания (эпистемиологией). Основополагающее направление Галахи заключается в том, чтобы перевести качественные свойства субъективной религиозной реальности - стремительные волны сознания человека веры, разбивающиеся о берег действительности, - в фиксированные, твердо установленные количественные величины, "подобные вбитым гвоздям" (Экклезиаст 12:11), не подвластные никаким бурям. Высшая Воля отражается как в зеркале реальности, так и в зеркале идеальной Галахи посредством задания размеров и пределов. Субъективная религиозность неустойчива. Стремления к субъективизации религиозного акта, к отрицанию зримости и осязаемости религиозной жизни, к тому, чтобы привести человека в очищенный, абстрактный мир, где не едят и не пьют, испытывают лишь возвышенные внутренние переживания - все эти устремления обречены на неудачу. Только религия осязаемой реальной жизни, ощущаемая всеми пятью чувствами, с которой сталкиваешься при каждом движении, захватывает человека. Субъективная религиозность, состоящая из чистых духовных движений и эмоций, не увенчается успехом. Галаха, данная нам на горе Синай, - есть перевод религии в объективные, определенные и ясные формы, с их четкими законами и ясными принципами. Галаху можно сравнить с физикой; она также превращает субъективно, качественно ощущаемые свет и звук в количественные соотношения, математические функции и объективные силовые поля. Отношение человека Галахи к реальности носит характер не только онтологический. Он всегда хочет извлечь из бытия нормы человеческого поведения. Собственно говоря, онтология лишь преддверие, из которого попадают во дворец нормативного понимания. Человек Галахи изучает реальность, чтобы превратить ее в объект религиозного действия и выполнения заповедей, он познает реальность через априорные религиозные закономерности для того, чтобы воплотить в этой реальности законы Субботы, заповеди Сукки (шалаш) или идею чистоты, он проводит астрономические вычисления для установления новомесячий и новых годов; изучает ботанику, чтобы применить ее в законах о земледелии. С телеологической точки зрения нормативный подход имеет приоритет перед онтологическим. Познание нацелено на действие. "Велико учение, так как оно приводит к действию" (Киддушин 406). Нормы, однако, с самого начала идеальны, а не реальны. Человек Галахи хочет прежде всего вычеканить идеальную нормативную монету, вне связи с практической реализуемостью; в том числе, и для законов, в наше время неприменимых. В своем отношении к познанию мира человек Галахи больше похож на человека веры, чем на человека знания. Ведь человек знания познает мир не с целью открытия норм и заповедей. Человек веры, а вместе с ним и человек Галахи, убежден, что эхо этических норм слышится во всем бытие - "Небеса рассказывают о славе Бога, и о деянии рук Его повествует Свод (небесный)" (Псалмы 19:2). Все сущее провозглашает славу Божью - это обязанность человека построить свою жизнь согласно Воле Всевышнего. Принцип "ходить путями Его" (Второзаконие 28:9) (imitatio Dei - подражание Богу) следует из отношения человека Галахи к миру как источнику норм. Мы можем понять пути Бога только путем исследования мира, в котором открываются во всей красе и великолепии атрибуты действия - проявления Божественного управления миром. Наш учитель Маймонид уже писал в своей книге "Путеводитель блуждающих", что постижение атрибутов действия есть источник этики и морали. Для достижения морального идеала следует рассмотреть и познать сущее в целом. Это познание с самого начала телеологично - с целью открытия скрытых в бытие моральных норм. Есть, однако, и здесь разница между человеком веры и человеком Галахи. Человек веры принимает нормы поневоле, по принуждению, человек Галахи не чувствует принуждения, он открывает эти нормы в глубинах своего Я, как будто это не наложенная на него обязанность, а экзистенциальный закон его существа. Человека Галахи не одолевают дурные побуждения, он ие страдает от дуализма духовного и телесного, души, поднимающейся ввысь, и нисходящего вниз тела. В псалмах Давида сказано (Псалмы 119:47): "И наслаждаться буду заповедями Твоими, которые люблю я", то есть это не обязанность, наложенная на человека и порождающая соблазн бунта, а любимые заповеди, которых жаждет душа. Человек Галахи приходит в мир реальности с уже готовым идеалом, априорным образом, сияющим светом нормы. В реальном мире нет ничего, что заставляет человека Галахи сделать что-то новое, чего он не знал бы раньше в своем идеальном мире. Идеальный мир принадлежит человеку, он свободен творить в нем, обновлять, улучшать и совершенствовать. В нем царят ничем не ограниченные свобода духа и независимость мысли. Этот идеальный мир представляется поэтому человеку плодом его творчества. Он чувствует себя свободным в своем мире норм. "Свободен только тот, кто занимается Торой" (Авот 6:2). Творческое занятие Торой делает человека воистину свободным и независимым. Описанная выше противоположность онтологических взглядов человека веры и человека Галахи отражается в их душах, во всех чертах их характера и психики, накладывает отпечаток на их духовный облик. Человек веры в высшей степени субъективен, этим он отличается от человека знания с его душевным равновесием и удивительной бесстрастностью. Человек знания хладнокровно регистрирует явления природы. Он не должен быть заинтересован в каких-то конкретных результатах - иначе его исследование не будет беспристрастным. Не так ведет себя человек веры - он весь горит огнем и трепещет, сталкиваясь с непознанным, неизвестным и скрытым. Он прячет свое лицо, чтобы не всматриваться в ужасающую его тайну. Он бежит от действительности и, в то же время, приближается к ней, испытывая жажду слияния с ней. Человек веры разрываем двумя силами - любовью и страхом. Он страдает от душевных мучений, стремясь найти разгадку тайны, хотя эта разгадка только увеличит, сгустит таинственность; он ищет познания, хотя оно лишь увеличит чудо. В то же время он испытывает наслаждение от своих же мучений, которое приводит к религиозному экстазу. В этих мучениях находит выражение его стремление к трансцендентному. В свете изложенного становится понятной глубокая противоречивость самооценки человека веры. С одной стороны, он ощущает свое ничтожество, "даже комар и червь были созданы раньше меня" (по Берешит Раба 8:1). Он слаб и бессилен, он не смог выполнить миссию, ради которой был сотворен. С другой стороны, человек веры сознает свою возвышенность, дух его подымается до небес и проникает в глубины. Он - венец творения, уполномоченный Богом властвовать. "И благословил их Бог... Наполняйте землю и овладевайте ею" (Бытие 1:28) - гласит благословение, данное человеку. Человек веры в глубине своего сознания постоянно колеблется между двумя крайностями, разрывается между двумя противоречащими Друг другу стихами. Один стих говорит: "Когда вижу я небеса Твои, дело перстов Твоих, луну и звезды, которые устроил Ты, что человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты вспоминаешь о нем?" (Псалмы 8:4-5); другой же стих гласит: "И Ты умалил его (лишь) немного перед ангелами, славой и великолепием увенчал его. Ты сделал его властелином над творениями рук Твоих, все положил к ногам его" (Псалмы 8:6-7). Человек веры не может найти еще один стих, который бы примирил это противоречие. Однако человек Галахи нашел этот третий стих - это Галаха. Хотя он тоже страдает от дуализма и душевного разрыва, он знает, как соединить обрывки нити: через понятие Галахи и Закона. В конце Судного Дня, когда солнце садится, когда святой и великий день уходит в море сияния и вечности, человек Галахи стоит и признается в делах своих перед Создателем, произнося молитву "Неила" (заключительная молитва Судного Дня): "Что мы? Что наша жизнь? Что наша милость? Что наша праведность? Что наша помощь? Что нам сказать перед Тобою, Господь Бог наш и Бог отцов наших? Ведь все могучие - ничто перед Тобою, а мужей именитых словно и не было вовсе, и Мудрецы - как невежды, и разумные - как лишенные разума. Ибо их дела многочисленные - ничтожность, а дни их жизни суета перед Тобою. И превосходства человека над скотом нет, ибо все - суета" (Экклезиаст 3:19). И действительно, что есть человек по сравнению с космосом? В ушах человека звучит первый из приведенных выше стихов: "Что человек, что Ты помнишь его?". Его охватывает тревога, он наполняется страхом, отчаянием, презрением к самому себе. В ту же минуту, однако, проносится у него в мозгу такая мысль: "Если "нет превосходства человека над скотом", то что же такое Судный День? Что значит "прошение и искупление"? Святость искупающего дня - в чем ее суть? Зачем нужны понятия греха, с одной стороны, и заповедь о раскаянии, с другой? Сама природа Судного Дня свидетельствует о том, что Галаха отводит человеку в мире центральное место. И тут человек начинает ощущать себя иначе. Само мое существование - свидетельство моей ценности, думает он. Ведь я единственное создание в мире, отражающее облик Бога; разве не я учу Тору, столь любимую Всевышним? Даже ангелу жаждут послушать слова Торы из моих уст. Человек продолжает молитву: "Ты обличил человека изначально и признал его, (чтобы ему) стоять перед Тобой". Стоять перед Богом! Какую силу ощущает человек, произнося эту фразу! Какая мощь скрывается в этих трех словах! Человек стоит перед Богом, и Сам Предвечный признает и одобряет его существование. Мистики считают, что когда конечное предстает перед бесконечным, все возвращается в первобытный хаос. По их представлениям, все существующее возникло только благодаря таинственному "сжатию", скрывающему и ограничивающему славу и свет Господни. Поэтому для них "перед Богом" - это исчезновение мира Напротив, человек Галаха утверждает: сжатие не есть сокрытие лика, но явление славы Господней и откровение. Сама Галаха доказательство этому; Всевышний дал человеку заповедь, и сам этот факт есть Подтверждение ценности существования человека. Если человек перед Лицом Бога - это ничто, то заповеди - основа Галахи - теряют смысл. Не будет же Бог смеяться над своей Торой! Раз Он связал Себя с человеком и повелел ему выполнять Свои законы и уставы - значит. Он признает человеческое существование! И пока заходящее солнце еще не перестало светлить, человек Галахи продолжает свою молитву: "И Ты дал нам, Господь Бог наш, с любовью этот День поста искуплений, конечное прощение и извинение за все наши грехи, чтобы мы отвели от грабительства наши руки и возвратились к Тебе, чтобы исполнять уставы Воли Твоей всем сердцем". Иом Кипур, данный нам с любовью, обещание милости и прощения, обязанность раскаяния - это и есть самое явное свидетельство значения человека в мире, его центрального места в нем. Второй стих противоречит первому: "И Ты умалил его (лишь) немного перед ангелами, славой и великолепием увенчал его". Галаха же - это третий стих, примиряющий эти два. Человек, не живущий по Галахе, не участвующий в реализации идеала, действительно не имеет ценности. "Прежде, чем я был создан, я не стоил (того); теперь же, когда я создан, я как бы и не создан. Прах я при жизни моей, тем более в смерти моей" (тоже из молитвы "Неила"). Но человек, знающий свою задачу - соучастие в сотворении миров путем создания мира Галахи и реализации его в бытие, - отделен Богом с самого начала и призван стоять перед Ним. "Лучше было человеку не быть созданным, но раз он создан - пусть пересматривает пути свои" (Эрувин 136). То есть раскаяние (тшува) это и есть третий гармонизирующий стих. Такое состояние духа человека Галахи подрывает порой живущая в нем душа человека веры. Несмотря на это, именно это состояние формирует и определяет его облик. Человек Галахи никогда не испытывает настоящего страха. Сознание упорядоченности и закономерности мира защищает его от страха, подобно щиту. Он вступает в мир, уже знакомый ему, через априорное знание. Он подходит к миру, имея уже идеальную картину, которую он призван в конце концов воплотить в жизнь, полностью или частично; между этой картиной и миром существует параллелизм, чего же бояться? Ничто, пустота, хаос, бездна и тьма - все эти понятия не знакомы человеку Галахи. Мир, простирающийся перед ним, прекрасен и совершенен. Человек Галахи - это человек закона и принципа, устава и правосудия, и поэтому в его существе, даже если порой его охватывает меланхолия, всегда есть нечто незыблемое и прочное, точка опоры Архимеда, находящаяся вне