Иосиф Флавий
(Йосеф, сын Маттитьяху)
ИУДЕЙСКАЯ ВОЙНА
Книга первая
Введение
1. Война евреев против римлян была не только величайшей войной нашего времени, но и, пожалуй, самой великой из известных нам войн между городами или народами. Однако ее события искажаются как теми, кто, не быв их участником, записывает на манер софистов собранные ими недостоверные и разноречивые рассказы, так и очевидцами, которые из желания польстить римлянам или из ненависти к евреям извращают истину и подменяют точность исторического изложения то обвинительными, то хвалебными речами. Поэтому я предлагаю подданным Римской империи переложение на греческий язык книги, написанной мною ранее на своем родном языке для народов, живущих на Востоке. Я — Йосеф, сын Маттитьяху, по происхождению еврей из Иерусалима и принадлежу к сословию священников, сначала я сам воевал против римлян, а впоследствии был невольным свидетелем событий.
2. Это, как я сказал, величайшее потрясение нашего времени произошло, когда сам Рим пребывал в состоянии смуты. Еврейские мятежники воспользовались всеобщим смятением, чтобы поднять восстание; в людях и деньгах у них не было недостатка, и беспорядки достигли такой степени, что, в зависимости от положения дел на Востоке, одни были полны надежды на победу, а другие — страхом поражения. В самом деле, евреи, что по ту сторону Евфрата, все как один ждали случая присоединиться к восстанию, в то время как римлян беспокоили соседние им галлы, да и кельты тоже проявляли признаки волнения, ибо после смерти Нерона беспорядок царил повсюду. Многие склонялись к тому, чтобы воспользоваться обстоятельствами для захвата императорской власти, в то время как войска использовали переход власти из рук в руки в целях собственной наживы.
По этой причине я счел нелепостью видеть, как искажается истина относительно столь значительных событий, и не обращать на это внимания. Парфяне, вавилоняне, народы Южной Аравии, наши собратья, что по ту сторону Евфрата, и адиабеняне получили, благодаря моему усердию, точные сведения как о причинах этой войны, так и о навлеченных ею страданиях и ее бедственном конце. Неужели же греки и те римляне, которые не принимали в ней участия, должны остаться неосведомленными о действительных событиях и быть введенными в заблуждение лестью или обманом?
3. Ведь хотя те писатели, о которых идет речь, и притязают на то, что пишут историю, они не только неверно истолковывают события, но и, как я считаю, вообще не достигают своей цели: желая показать величие римлян, они пренебрежительно отзываются о евреях, постоянно высмеивая их действия. Однако я не понимаю, как могут выглядеть великими те, кто одержал победу над ничтожным противником? Неужели их не впечатляет ни длительность войны, ни величина римского войска, ни понесенные римлянами лишения, ни величие их военачальников? Ведь изнурительная осада Иерусалима не принесет им, я думаю, большой славы, если будут преуменьшены трудности, которые им пришлось преодолеть.
4. Я же не собираюсь принижать мужество римлян за счет преувеличения мужества своих соотечественников, но буду излагать события точно и беспристрастно. Однако речи, которые я включаю в повествование, отразят мои собственные переживания: так я смогу дать выход чувствам и оплакать бедствия родины. Она была погублена внутренними распрями, и римляне, предавшие огню священный Храм, сделали это не по своей воле, но подвигнутые правителями евреев; свидетелем тому сам император Тит, разрушитель Храма. На всем протяжении войны он жалел народ, оказавшийся во власти мятежников: вновь и вновь он откладывал взятие города и продолжал осаду в надежде, что зачинщики сдадутся сами. Если же кто-то вознамерится осудить меня за то, что я обвиняю зачинщиков смуты и их разбойничьи шайки и к тому же оплакиваю несчастную судьбу родины, пусть он, невзирая на правила исторических сочинений, проявит снисхождение к моей слабости. Ибо случилось так, что из всех государств, находящихся под властью Рима, именно наше сначала достигло вершин процветания, а затем пало в глубину ничтожества. Ведь в сравнении с злополучием евреев меркнут несчастья всех когда-либо живших народов, и виновником этого явился не кто иной, как они сами. Поэтому-то я и не в силах сдержать своих сетований. Но тот, кто склонен сурово осуждать меня за это, пусть различает между событиями — достоянием истории и скорбью самого автора.
5. Вместе с тем я сам мог бы подвергнуть справедливому осуждению тех греческих писателей, которые, являясь современниками событий, затмевающих войны старинного времени, и сами избегают описывать современность, и порицают тех, кто решается на это предприятие. Они, хоть и сильны в многоречии, сделали ошибочный выбор. Они описывают дела ассирийцев и мидийцев, полагая, что их предшественники не выполнили этого надлежащим образом. И все-таки они уступают писателям древности как в силе выражения, так и в понимании событий. Ведь те трудились над описанием дел, современниками которых были: их причастность событиям придавала жизненность повествованию, а если бы они стали извращать истину, то были бы уличены очевидцами.