5. Давид же вышел ему навстречу под охраной невидимого для врага союзника, самого Господа Бога. Затем он вынул из своей сумки один из положенных туда речных валунов, метнул им из пращи в Голиафа и попал ему прямо в лоб, так что камень пробил череп и проник до самого мозга. Голиаф тотчас упал навзничь. Давид быстро приблизился к лежавшему на земле врагу и, за неимением собственного меча, отрубил ему голову мечом исполина. Смерть Голиафа вызвала смятение среди филистимлян, и они бросились бежать, потому что когда они увидели падение своего славнейшего воина, то потеряли всякую надежду на победу и в ужасе уже более не хотели выжидать нападения евреев, пытаясь избежать угрожающей опасности путем постыдного, беспорядочного бегства. Саул же и все еврейское войско с военным кликом ударили на врагов, перерезали множество их и преследовали остальных до пределов Гефа и ворот Аскалона. Таким образом, из числа филистимлян пало до тридцати тысяч человек, а вдвое большее количество их было ранено. Саул вернулся затем к стану неприятелей, совершенно разграбил его и поджег, тогда как Давид отнес голову Голиафа в свой шатер, а меч его посвятил Господу Богу.
Глава десятая
1. Между тем женщины вскоре возбудили в душе Саула зависть и ненависть к Давиду. Дело в том, что навстречу возвращавшемуся домой победоносному войску вышли женщины с песнями, кимвалами, литаврами, всевозможными музыкальными инструментами и начали петь, что Саул перебил много тысяч филистимлян, тогда как девушки стали воспевать славу Давида, восклицая, что он погубил много десятков тысяч врагов. Когда царь услыхал, что его ставят ниже юноши, приписывая последнему избиение большого числа неприятелей, то он подумал, что для завершения славы Давида ему недостает только царской власти, и потому начал бояться юноши и с недоверием относиться к нему. Ввиду этого соображения он перевел Давида с его прежней должности своего личного оруженосца, которую он, благодаря непосредственной к нему близости молодого человека, считал слишком опасной, на место начальника над тысячью воинов, что было несомненным повышением и вместе с тем, по мнению царя, покойнее для него самого. Тут он рассчитывал иметь возможность почаще отправлять Давида в походы, где тот подвергался бы беспрерывным опасностям и легко мог бы погибнуть.
2. Между тем Давида во всех его начинаниях и за что бы он ни брался охраняла благодать Божия, и народ не только полюбил его за его отменную храбрость, но к нему воспылала страстью даже дочь царя Саула, еще не бывшая замужем. Не будучи в силах совладать с этой страстью, она не скрывала ее; наконец об этом узнал также отец. Замышляя недоброе против Давида, последний обрадовался, услыхав об этом, и сказал лицам, объявившим ему о любви его дочери, что он с удовольствием выдаст ее за Давида замуж. Сам он рассчитывал таким образом легче избавиться от опасного человека, подвергнув его такому делу, которое могло бы окончиться для него верной гибелью. Поэтому Саул подумал: «Я готов отдать за Давида дочь мою, если только он доставит мне головы шестисот неприятелей. Ввиду значительности обещанной за это награды Давид, наверное, возьмется за такое опасное и навряд ли исполнимое предприятие в расчете еще более покрыть себя славой, при этом падет от руки филистимлян и тем отлично оправдает мои относительно него намерения: я избавлюсь от него, причем смерть его будет делом уже не моих, а других рук». Ввиду таких соображений Саул велел нескольким приближенным хорошенько разузнать от Давида, как он смотрит на брак с царской дочерью. Приближенные царя отправились к нему и стали рассказывать ему, как его любит царь и весь народ и как Саул даже готов дать ему в жены дочь свою. На это Давид отвечал: «Вам, пожалуй, покажется стремление стать царским зятем не самонадеянным, тогда как я, наоборот, совершенно противоположного мнения, тем более что я ведь человек небогатый, не обладаю славой и почетом». Когда же посланные сообщили Саулу ответ Давида, царь сказал: «Передайте ему, что я вовсе не нуждаюсь ни в деньгах, ни в выкупных свадебных подарках, потому что такого рода брак мог бы быть назван запродажей девушки, а не выдачей ее замуж; но мне хотелось бы иметь зятя храброго и вообще добродетельного, каким, как видно, именно и является Давид. Поэтому я не требую от него взамен дочери ни золота, ни серебра из родительского дома, но лишь того, чтобы он отомстил филистимлянам и доставил мне головы шестисот убитых врагов. Более ценного, блестящего и почетного дара он не может доставить мне, да и для дочери моей, чем получение обыкновенных свадебных подарков, будет более лестно сознание, что она вышла замуж за столь славного человека, доказавшего свою доблесть поражением врагов».