- Нет, через алтарь никто зайти не мог, - Никита вернулся обратно в часовню, где Галина, послюнив пальцы, гасила свечи. – Замок пыльный. А решетки на окнах целые.
- Жаль, что ты не посмотрел на этот замок, - вздохнул Костя. – Может, и в эту дверь никто не заходил, а?
- Заходил, только не сейчас, - они вышли во двор, и Никита рассказал, как хотел попасть в часовню, как ходил к Петровичу за ключами, о «встрече» в лесу и о грязи на крыльце.
- Но свечи-то! Свечи зажгли только сейчас! – голос Галины едва не срывался на крик.
- Здесь нет подвала или люка с купола?
- Нет!
- Но ведь может быть и так, что действительно никто не заходил, - с нажимом повторил Костя и выразительно посмотрел на Галю. – Я думаю, мы не должны никому об этом говорить. Скажем, что Петрович по пьяни звонил. А про свечи вообще говорить не будем.
- С какой радости? – вскинулась Галина и вдруг осеклась. – Ты хочешь сказать?..
- Именно это я и хочу сказать. Ты правильно поняла.
- В таком случае я непременно об этом расскажу. Ты понял? Непременно и обязательно.
- Галя! – Костя подошел к ней вплотную и посмотрел умоляюще.
- Даже не проси! Я буду очень рада, если это правда. Все как раз о ней.
Никита ничего не понимал. Галя и Костя говорили о чем-то, хорошо известном только им двоим: Вадик и Алексей смотрели на них с тем же недоумением.
- Я что, опоздал к началу анекдота? – поинтересовался Алексей.
- Ах да, вы же не знаете, - спохватился Костя и посмотрел в Галину сторону. Та фыркнула, развернулась и пошла к калитке, только фонарик мелькнул в темноте. – Вот стерва, - вздохнул он. – Ладно, слушайте. Это, можно сказать, семейная легенда. Прабабушка рассказывала. Не мне, конечно, я-то ее не застал, а деду Изе. Так вот у них в деревне время от времени слышали собачий вой и колокольный звон в неурочное время. И видели в церкви свет. В эту же ночь в их семье – а семья была очень большая, да и вообще вся деревня была в родственных отношениях – умирала женщина. Или самая старая, или та, которая очень сильно изменяла мужу.
Алексей присвистнул.
- А как она сама умерла? – спросил он, закуривая сигарету.
- Честно говоря, никто не знает. Она была дома одна. Да и церкви рядом никакой не было.
- Да ну, фигня все это! – Алексей махнул рукой. – Пошли. Полковник, закрывай дверь.
- Фигня, говоришь? – переспросил Никита, вдевая в ушки замок и защелкивая дужку. – А кто тогда свечи зажег?
* * *
Галину они догнали почти уже в саду, почти у самого дома.
- А ну подожди! – Костя довольно грубо схватил ее за руку. – Ты ничего никому не скажешь, поняла?
- А кто ты такой, чтобы мне указывать? – она вырвалась и отбежала на безопасное расстояние. – Тоже мне, бабушкин защитничек. За вкусный кусочек выслуживаешься?
- А что же ты тогда на мать фыркала, когда та захотела бабку в дурдом засадить? Праведницей прикидывалась?
- Не твое дело! На себя посмотри! Думаешь, я не знаю, как ты…
Недоговорив фразу, Галина посмотрела куда-то вверх и вдруг присела на корточки. Выпучив глаза, прижав стиснутые кулаки к груди, она отчаянно завизжала.
Костя поднял голову и охнул:
- Ох, ё!..
Из открытого чердачного окошка свешивалась веревка. А на ней, на уровне второго этажа, опустив голову на грудь, покачивалась женская фигура в длинном белом платье, подол которого был испачкан чем-то темным. Длинные светлые волосы закрывали лицо.
На Галин визг, который все набирал и набирал силу, из дома начали выбегать один за другим все члены семейства. Никита подошел к Галине, поднял ее, резко дернув за руку, и отвесил – не без удовольствия! – крепкую оплеуху.
- Сволочь, ненавижу! – прошипела она, потирая щеку, но блажить перестала.
Вместо нее визжать, орать и материться начали все остальные. Эсфирь Ароновна стояла в стороне, у крыльца, обеими руками держась за перила.
- Ника! – странно тонким, совсем не своим голосом крикнул выбежавший из дома последним Дима.
- Надо же ее снять! – опомнился Алексей. – Может, жива еще. Костя, помоги!
Как ни была Марина напугана происходящим, а не смогла удержаться от ядовито-ревнивой мысли: если бы вот она… так вот… бросился бы он ее снимать, ломая ноги – может, жива еще?
По узкой крутой лестнице Алексей с Костей поднялись в мансарду и остановились в узеньком коридорчике между двумя жилыми комнатами. Из коридорчика приставная лестница вела на чердак.
- Подожди, давай я первый, - Костя остановил Алексея, который уже поставил ногу на ступеньку. – Ты не знаешь, где свет включается. И подожди, пока я не поднимусь, лестница хлипкая, двоих может не выдержать.
Когда Алексей вскарабкался наверх, Костя уже поднимал тело, перехватывая веревку двумя руками, словно вытягивал ведро из колодца. Вот уже показались спутанные светлые волосы. И тут Костя, замысловато выругавшись, перерезал веревку ножом. Тело полетело вниз, в саду закричали.
- Ты что, рехнулся? – подскочил к нему Алексей. – Что ты сделал, идиот!
- Это чучело, - потирая щеку, устало выдохнул Костя.
- Что?!
- Перевязанный веревкой мешок в ночной рубашке и парике. Пошутил кто-то.
- Ничего себе шуточки! За такие морду надо бить. Желательно ногами.
- Согласен, - кивнул Костя. – Дай-ка закурить.
Взяв у Алексея сигарету, он подошел к небольшому столику у окна, грубо сколоченному из некрашеных досок. Из стола неизвестно зачем торчал железный зазубренный штырь, рядом с которым горела свеча. Костя нагнулся и прикурил от нее.
- Видишь? – кивнул он на нее. – Знакомая свечечка?
- Как в церкви?
- Точно. И обгорела совсем немного.
- Ох, узнаю я, какой козел это устроил… Слушай, а зачем в столе гвоздь?
- Точно не знаю. Кажется, на нем какой-то инструмент крепили, когда дом отделывали.
Алексей выглянул в окно. Внизу уже поняли, в чем дело, испуганные крики сменились возмущением. Он подергал вбитый над окном крюк, на котором болтался обрезок толстой веревки.
- Смотри, как странно, - повернулся он к Косте. – Веревка не привязана за крюк, а пропущена через него, и узел намотан. К чему такие сложности? Ладно, пошли. Устроим родственничкам варфоломееву ночь.
Чучело лежало на земле. Вблизи оно совсем не было похоже на человека, даже рук не было. Рядом сидел Дима и покачивался, словно китайский болванчик.
- Посмотри! – сказал Косте Никита, который стоял рядом с Димой. – На рубашку посмотри.
То, что в темноте казалось черным, при льющемся из окон свете оказалось темно-красным. Весь перед, от того места, где у человека располагается талия, и до самого низа.
- Кровь?
- Краска. Дим, где Вероника?
- Что? – очнулся Дима. – Вероника? Спать пошла. Не надо, чтобы она видела.
- Что здесь такое? Почему все кричат?
Вероника стояла на крыльце. Ее волосы были распущены, из-под голубого пеньюара без застежек, который она придерживала на груди рукой, выглядывала длинная белая ночная рубашка. Точно такая же, как на чучеле.
Анна, сдавленно охнув, прикрыла рот рукой. Кто-то вполголоса выругался. Дима вскочил, пытаясь заслонить собой чучело.
- Ника, иди спать. Я сейчас приду и тебе все объясню.
- Какого черта ты тут командуешь? Что тут вообще происходит? Я хочу знать!
Она спустилась с крыльца и направилась к ним, каким-то странным неуверенным шагом. Не дойдя совсем чуть-чуть, она покачнулась, Дима рванулся к ней, чтобы подхватить, но Вероника устояла на ногах.
- Что… это? – прошептала она.
- Ника, не смотри!
- Что… это? – повторила Вероника, отталкивая Диму. – Это… я?
Все молчали. Она обвела их взглядом, одного за другим, с недоумением, словно спрашивая: «За что? Почему?».
- Ника, это просто чья-то глупая шутка, - не выдержал Никита. – Не обращай внимания.
- Да-да, - кивнула она. – Я понимаю. Просто мне… немножко нехорошо. Голова… кружится.