Жилище встретило уютом, запахами нагретого смолистого дерева, воска и неповторимой романтической атмосферой. В большом камине, сложенном из необтесанных валунов, весело трещал огонь. Несколько ощипанных и выпотрошенных тушек тетеревов заготовлены, дожидаясь момента быть насаженными на вертел.
— Джори, откуда все это? Как такое возможно?! — воскликнула я пораженно. — Ты владеешь магией, раз творишь такие чудеса?
Он ухмыльнулся:
— И рад бы присвоить все заслуги, но в этот раз спасибо господину Ольсену. Это он посоветовал и поспособствовал.
Работник, который приготовил все необходимое, помог разгрузить сани, а возница пообещал вернуться через день. После чего оба заспешили в город, ведь Рождество уже готово постучаться в двери.
Словно зачарованная, я не переставала изумляться. Казавшийся крошечным на фоне гор и вековых елей изнутри домик был достаточно просторным, но при этом умиротворяюще уютным. Потолок в привычном понимании отсутствовал, его заменяли высокие скаты, поддерживаемые толстыми бревнами. Мой всезнающий спутник объяснил, что в Норвегии подобное не редкость. Чтобы сохранить тепло, такие крыши покрывали поверх бересты слоем дерна, и летом они жизнерадостно зеленели. Зато зимой, укутавшись снегом, они превращались в огромные шарики ванильного мороженого.
Внимательно обследовав наше пристанище, я обнаружила заботливо приготовленную коробку с великолепными елочными игрушками ручной работы, очень красивыми. Было жаль насильственно вторгаться с топором в живую природу, поэтому мы решили нарядить пушистую красавицу у входа, словно для этого выросшую.
Пока я, почти не сдерживая ликования, развешивала хрупкие блестящие шары, набрасывала разноцветные стеклянные бусы и закрепляла подставочки для маленьких свечей, брат взялся накрыть на стол. Когда я вернулась, белая скатерть оказалась уставлена всевозможными яствами, купленными в Му-и-Рана, а тетерева, нанизанные на вертел над очагом, испускали божественные ароматы.
Конечно, фрак и бальное платье здесь абсолютно неуместны. У Джори даже движения изменились, стали другими, менее грациозными, зато свободными, мягкими и домашними. В свитере с этническим узором и шерстяных носках он казался настолько близким и родным, что очень захотелось забраться к нему на колени и крепко прижаться. Но это наверняка выходило бы за границы приличий, пришлось подавить порыв.
Встретив Рождество, мы обменялись подарками, потом, не в силах просиживать в четырех стенах, вышли на крыльцо и долго любовались, как среди полуночной темноты и тишины зимнего леса мерцали огоньки, отражаясь в зеркально-блестящих шарах. Вновь пошел снег, но, даже замерзнув и возвратившись в тепло, я не смогла удержаться и попыталась рассмотреть свою елочку хотя бы через окно.
Стекла затянуты таинственными морозными узорами в виде мохнатых белоснежно-серебристых веточек, ледяных птиц и таинственных чертогов. Горячим дыханием я нарушила это художественное совершенство, отогрев уголок, чтобы разглядеть, как медленно-медленно с неба опускаются большие снежинки, толстой пуховой периной окутывая деревце.
После мы устроились с бокалами на диване, неторопливо потягивая шампанское, шутили и смеялись, пока я не почувствовала, что глаза слипаются.
Рождественское утро подразумевало долгую прогулку, знакомство с лесными соседями. Однако, опрометчиво сойдя с утоптанной площадки, сделав всего шаг по голубоватой целине, я со смехом провалилась по пояс. Впервые я не чувствовала себя глупо и неуклюже перед спасателем, тут же подоспевшим на выручку. Здесь подобная оплошность смотрелась совершенно естественно. Как сказал мой не перестающий посмеиваться спутник, сугробы для того и созданы, чтобы в них барахтаться.
На помощь нашим планам пришли короткие широкие охотничьи лыжи, подбитые оленьими шкурами, найденные в чулане. Пришлось со смущением сообщить, что прежде вставать на них не доводилось. Как известно, для Джори не существовало понятие «непреодолимое препятствие», и он с энтузиазмом взялся обучать меня.
Со стороны это казалось очень легко. Снег под полозьями слегка проминался, но вполне выдерживал человеческий вес. Демонстрируя технику, брат поднялся на ближнюю возвышенность и красиво съехал вниз, ловко маневрируя. Я аж подпрыгивать принялась от нетерпения, так здорово это выглядело, суля массу удовольствия и экстремальный азарт.
На деле все оказалось не так радужно. Ноги почему-то неудержимо разъезжались, одна лыжа упорно наползала на вторую, а палки больше мешались, чем помогали. Однако признание слабости исключалось, поэтому с трудом, взмокнув от усилий, я забралась на относительно пологий склон, оттолкнулась и отважно ринулась вниз, повторяя движения учителя, ликуя и наслаждаясь полетом. Первый опыт мог закончиться весьма печально — поломанными ветками вставшей на пути моего подвига березки, ну, и, вероятно, разбитым носом и треснувшей лыжей. Поэтому, осознавая, что ни затормозить, ни увернуться не в состоянии, я предпочла пораженчески рухнуть, кубарем покатившись по склону в искрящемся вихре, пока не затормозила в глубоком сугробе.
Тем не менее, то ли в силу врожденной эльфийской ловкости, то ли благодаря изнурительным тренировкам с Тироном, довольно быстро я одолела и эту премудрость, и с каждым разом у меня получалось все лучше. Особенно приятной наградой стала похвала «инструктора», не устающего веселиться над моими усердными попытками. Я ни за что бы не призналась, но чаще всего ошибалась, когда взгляд, словно магнитом притягивался к нему, вместо того, чтобы сосредоточиться на упражнениях.
Немыслимо, как гармонично смотрелся сейчас парижский аристократ и безупречный модник среди сопок и елей, одетый в легкую куртку оленьей кожи вместо дизайнерских костюмов, с лыжными палками в руках, сменившими излюбленную трость. Я поражалась, не понимая, как такое возможно. Он словно родился и вырос в этом холодном краю, и все ему знакомо и близко, он здесь свой.
Немного подмораживало, хрупкий наст весело поскрипывал, а в душе все ликовало, пело и отплясывало. Хочу, хочу провести здесь всю зиму! Не желаю возвращаться в Париж к учебникам и надоевшим ночным клубам. Хочу дышать этим воздухом, есть тетеревов, топить снег, чтобы умыться, и засыпать, прижавшись к самому дорогому человеку… На этой мысли пришлось срочно отвернуться, будто разглядываю стайку бойких синиц, иначе зоркий глаз Джори заметил бы, как запылали мои щеки.
Наверное, это и есть счастье. Уставшие, но бесконечно довольные, мы, наконец, вернулись в дом, чтобы согреться и поужинать.
А потом Джори задремал у камина. Я подумала, что его разморило в тепле после прогулки, потому что и меня клонило в сон, чем я и поспешила воспользоваться, тихо, не тревожа его, примостившись рядом.
Сказке все же пришла пора заканчиваться, как ни грустно было ее отпускать. Вскоре должен подъехать извозчик, и, позволяя мне спокойно собраться, брат вышел из хижины. Поминутно вздыхая, я укладывала багаж, одновременно прикидывая, не стоит ли надеть вторую пару теплых чулок. Приготовившись, я тоже выбралась на воздух, чтобы напоследок полюбоваться лесной идиллией.
На искрящемся свежевыпавшем снегу, запорошившем тропинку, отчетливо виднелась цепочка следов, по которым я быстро обнаружила своего спутника. Висевшая над елями луна освещала широкую террасу на заднем крыльце дома и неподвижно застывшую фигуру в плетеном кресле. Сделав еще пару шагов, я поняла, что мужчина крепко спит. До приезда возницы оставалось время, поэтому я не желала тревожить покой дорогого человека.
Вдали послышалось конское ржание, и вскоре из-за сопки показались сани, запряженные знакомым каурым жеребцом. Джори, как ни в чем не бывало, уже стоял на ногах.
На новогодний праздник мы приглашены к Ларсу Ольсену, поэтому нас ожидали еще четыре дня пути с короткими остановками на отдых. Эмоциональный подъем отступал перед неизбежностью надвигающихся событий. Будь моя воля, я предпочла бы остаться в этом волшебном месте до конца каникул. Танцевать на балу среди чужих, незнакомых людей совершенно не прельщало. К тому же мой галантный кавалер наверняка немалое внимание начнет уделять другим женщинам, а на меня неизбежно нахлынет чувство одиночества.