Что такое? – подумал Иван Аполлинарьевич, с трудом открывая глаза и садясь на кровати. – Какой автобус? И почему в такую рань?
Да ты что, милый? – проворковала жена, – Ты же сам эту экскурсию купил, даже переплатил, чтобы не пропустить. Последний раз в этом сезоне, а, может, их и вообще закроют. Защитники природы нашей, чтобы она совсем не исчезла.
Иван Аполлинарьевич всё ещё ничего не понимает, но – жена есть жена. Встал, оделся, умылся, съел яйцо всмятку с чаем, женой уже приготовленные. А у двери сумка туристская, всё собрано вчера ещё.
Как раз и автобус подъехал, с улицы гудит: – Садитесь.
Сели, народу много, тут и Егор Сидорыч со своей старой кошкой в корзинке на коленях, и другой сосед, с маленькой болонкой. Там – кто-то с рыбками в банке, там, вроде, кто с козой даже. Кто с кем, в общем. Ивану Аполлинарьевичу неловко стало – он один с женой, да и та без ошейника. А жена – умница, из сумки достаёт сверточек, а там мышка сидит, в чепчике и с биноклем на шее. Наверное, она бинокль взяла, чтобы чего важного не пропустить и другим мышам потом рассказать.
Подумал так Иван Аполлинарьевич, достал из сумки свой бинокль, и тоже на шею повесил. И вовремя как раз. Автобус остановился и водитель-экскурсовод заговорил сладким голосом:
– Уважаемые дамы и господа. Наш автобус прибыл в единственный в своём роде природный заповедник, где в естественных условиях произрастает и размножается флора и фауна, давно исчезнувшие в других местах нашей прекрасной, но, увы, преображенной разумом планеты. Пожалуйста, смотрите в оба, цветы не топчите, животных не кормите и больше 100 фолларов сразу не давайте, даже если очень будут просить, не то совсем избалуются, а им нельзя, скоро очередные ме…
Тут в динамиках что-то зашипело, и конца фразы Иван Аполлинарьевич не расслышал. А водитель уже по салону идет, и каждому даёт кошелек с жетонами такими, пластиковыми, но вроде денег, с гербом, портретами и цифрами. 1 фоллар, два, три с половиной, восемь и 5/16 и так далее, до 312.5. Более крупных не попалось.
Потом двери открылись, и все наружу высыпали. Кругом – красота. Лес, цветы на полянках, ягоды. Жена мышку свою на землю опустила, а та, как ни в чем не бывало, из кошелёчка своего несколько блестящих бубриков вынула – целый фоллар-то ей не удержать – и под куст ближайший – шасть.
А оттуда только: «шур-шур-шур» да «шур-шур-шур».
– Договариваются о чём-то, – подумал Иван Аполлинарьевич. И точно. Вылезает женина мышка, и несет плакат: «Долой кошко-собачью демократию! Каждой свободной мыши – собственную мышеловку! Голосуйте за подпольных республиканцев. Мишу Мышкина в мэры!»
– Это она, наверное, в партию вступила, – догадался Иван Аполлинарьевич. И точно, с другой стороны как раз идёт кошка Егора Сидоровича. В футболке с чьим-то усатым портретом. И тоже плакат тащит: «Мышей – в подполье. Скажем дружное «Мяу» за нашу и вашу свободу. «Вискас» по доступной цене. Голосуйте за Василия Кошака».
И тут такое началось. Собаки лают, коза блеет, рыбы молчат, но как-то со смыслом. Потом откуда-то появился знакомый уже Ивану Аполлинарьевичу кандитат от партии зелёных, под ручку с председательшей городских демократов. И оба – к Ивану Аполлинарьевичу, да не просто так, а с намёком, вроде: «Пошли с нами, красавчик, и возьмём не дорого».
Ивану Аполлинарьевичу неудобно, всё же жена тут, и вообще. Глядь, а жены и след простыл, только бинокль мышиный валяется в траве, да кошелёк пустой.
Окрутили женщину беззащитную, демоны, – подумал Иван Аполлинарьевич, ан, глядь, а самого уже ноги в лес несут. Вслед за парочкой сладкой, что давеча привиделась. А впереди, вроде – улицы, и фонари красные, а вдоль фасадов всё лица знакомые. Этот вот недавно по телевизору в дебатах выступал. Точно, вон того ух как отделал! А та вон – Администрацию критиковала, и всё за народ постоять рвалась, только дайте. Денег тоже просила кто сколько может на кАмпанию. Или на кОмпанию? Иван Аполлинарьевич всегда эти два слова путал.
А поперек улицы растяжка: «Наши публичные политики – самые чистые политики в мире. Они проверяются два раза в месяц у доктора Моргенштерн. Получите полное удовольствие!»
Кто-то ухватил Ивана Аполллинарьевича за рукав и пытался записать его в партию с непонятным названием, что-то там про просвещение крокодилов. И просил совсем немного вступительных. Иван Аполлинарьевич сунул купюру в открытую настеж зубастую пасть, рванулся, побежал… Очень он боялся этих животных.
Дальше он немного не помнил, но очнулся на каком-то собрании. Он сидел по правую руку председателя, ел омары, и периодически стучал по графину вилкой, призывая всех присутствующих к порядку. Это было довольно бессмысленно, поскольку из всех присутствующих только он один и сидел за столом, в то время как остальные прыгали по столам, цеплялись лохматыми лапами и хвостами за люстры и всячески старались укусить, или хоть тарелкой стукнуть оппонента. Впрочем, всё это делалось очень галантно, с соблюдением протокола, и даже немного по-французски. Потом с люстры выступил Председатель, поблагодарил всех за достигнутый консенсус, и обещал сокрушительную победу на ближайших…