– Может быть. Но мне недавно рассказывал наш далёкий родственник, он армянин из Новороссийска, не филолог – бизнесмен, занимается как раз сельским хозяйством, что в Советском Союзе средняя урожайность пшеницы была двенадцать центнеров на гектар. А сейчас не везде, конечно, но в Краснодарском крае – больше сорока центнеров! Это, по-твоему, что? И ещё: раньше что ни год, то засуха или смерч, а последние несколько лет – никаких засух и обильное выпадение осадков!
– Климатические зоны сместились. В южных районах климат стал более влажным, а на севере – теплее и суше.
– Да! Сместились климатические зоны! Это же надо так уметь договариваться! На высшем уровне! Так какого же хрена нам ещё надо?
– Но как?..
– Да какая разница. Если вспомнить опять же твою теорию, то с помощью жертвоприношений. Давай вспомним: вот Путин пришёл к власти. Что он сделал?
– Это страшно – то, что ты говоришь. И ненаучно. Даже с точки зрения брахман и араньяк. Потому что нигде не сказано, что можно просто… бомб накидать. Ритуал очень сложный, обязательно следовать ему в точности и мантры произносить. К тому же человеческие жертвоприношения в Ведах были отменены ещё в позапрошлую эпоху, а в наш век вообще все жертвоприношения отменены, так как никто не может совершать их правильно и принесение в жертву даже мелких животных превращается в простое убийство, в бойню, мясокомбинат.
– Да я не спорю. Я в этом деле не специалист. Я вообще во всё это, честно говоря, не верю. Жертвоприношения, обсидиановые ножи, заклинания, тайные ритуалы, сакральная власть… Чушь всё это. И твой доклад, не обижайся, он очень… хм… литературно талантлив. Но всё это – только мистика, наукообразная мистика, не более. Если рассматривать как чисто этнографическое исследование, тогда может быть… а так всё это – только в твоей голове. Люди смотрят на вещи проще.
– Зачем тогда ты…
– Я всего лишь развил твою теорию. Довёл до логического конца. Ad absurdum, если хочешь. Меня беспокоит, что вы сами воспринимаете всё это слишком серьёзно. Ты в частности. Я, кстати, ещё раз тебе советую: запишись к психоаналитику. У тебя же в голове чёрт знает что…
Всё это время Аня молчала и старательно вела автомобиль. Ни разу не попыталась вмешаться в диалог. «Как удивительно!» – подумал Ауслендер. И ещё подумал, что Виктория так бы не смогла, обязательно произнесла бы несколько реплик – не столько для того, чтобы поддержать разговор, сколько для того, чтобы переключить внимание на себя. Иван Борисович погрустнел.
А Рюрик Иосифович продолжил:
– И зачем, спрашивается, вы протестуете? Исходя из твоей же теории, смысла нет. Если только…
Асланян неожиданно помрачнел.
– Если только вы не решили предложить самих себя в качестве новой жертвы.
Сон I
Первый сон Ауслендера
Виктория вернулась не очень поздно. Было всего около двух часов ночи, когда в скважине железной двери заскрипел ключ и механический язычок с лязгом открылся. Иван не волновался, так как знал, что она вернётся сравнительно рано. Потому что она была за рулём, следовательно, не пила. А долго ли просидишь в кафе, если не пьёшь? Несколько часов от силы. Другое дело, когда Виктория отправлялась на встречу с подругами, друзьями, бывшими коллегами, однокурсниками или одноклассниками без машины. Тогда она могла заявиться под утро или даже фактически на следующий день, и в состоянии нечеловеческом. И каждый раз она не хотела просто лечь спать. Всё происходило по одному и тому же унылому сценарию: сначала эйфория, желание общаться, приставание. Потом обида. Некоторая пауза, не предвещающая ничего хорошего. И безумный громкий скандал, истерика, слёзы, крики, все мыслимые и немыслимые оскорбления. И только доведя себя и мужа до предельной точки отчаяния, когда Ауслендер хотел выброситься в окно с девятого этажа, Виктория затихала и спала до вечера. После чего супруги две недели не разговаривали, пока самые униженные извинения Ивана Борисовича не принимались женой, которая полагала, что с ней поступили в высшей степени несправедливо (правда, она не помнила и не смогла бы вразумительно объяснить, в чём именно это выражалось).
Ауслендер лежал в постели, но не спал, пока Виктория принимала душ, переодевалась и мазалась на ночь кремами, нервно стукая баночками по трюмо в притихшей ночной квартире. Через полчаса, которые длились как целых десять часов, она плюхнулась на кровать, замоталась в своё одеяло и сказала одно слово: «Спать!» Иван повернулся к стене и стал думать о чём-то приятном, постепенно погружаясь в сон.