В ночь на семнадцатое мая 1606 года в Москву вошли три тысячи ратников и заняли все двенадцать ворот Белого города.
На рассвете раздался набатный звон с колокольни храма Ильи Пророка, что у Гостиного двора Китай-города. Тотчас же ударили в сполох все сорок сороков московских. Толпы народа запрудили улицы и переулки. Отовсюду кричали:
— Литва помышляет убить царя Дмитрия Иваныча и завладеть Москвой. Бей Литву!
Москвитяне, вооружившись топорами и дубинами, ножами и рогатинами, бросились к домам польских панов.
— Бей, круши злыдней!
Бурные, гомонные потоки людей хлынули на Красную площадь. Здесь уже разъезжали на конях Василий Шуйский, Василий Голицын, Иван Куракин, Михаила Татищев с оружной челядью.
— Пора, православные! — истово молвил Василий Шуйский и тронулся к Фроловским воротам. В левой руке князя большой золоченый крест, в правой — меч. Подъехав к Успенскому собору, Василий Иванович сошел с коня и приложился к образу Владимирской богородицы. Когда обернулся к толпе, неказистое лицо его было суровым и воинственным.
— Буде царствовать Гришке Расстриге. Во имя божие зову на злого еретика!
Гулкий тревожный набат разбудил Самозванца. Вскочив с ложа и накинув бархатный кафтан, он побежал из царицыной опочивальни к своим покоям. Встречу Петр Басманов.
— Что за звон, боярин?
— Сказывают, пожар в Белом городе, государь.
Самозванец широко зевнул и поплелся досыпать к Марине. Но вскоре раздались выкрики под окнами дворца.
— Дева Мария! Что это? — испуганно поднялась с перины царица.
Самозванец окликнул Басманова.
— Глянь, боярин!
Басманов вернулся с побелевшим лицом.
— Бунт, государь!.. Упреждал, сколь раз упреждал. Не внял моим советам, — рывком распахнул окно. — Слышь, государь!
— Смерть еретику! Смерть Вору!
Лжедмитрий судорожно глотнул воздуху и кинулся к алебардщикам.
— Стража! Никого не впускать! Защитите своего государя, и вы получите по тысяче злотых. Заприте ворота!
Но алебардщиков было слишком мало. Озверелая толпа лезла вперед, бухала из самопалов и пистолей. Немцы попятились к государевым покоям. Народ бежал по переходам и лестницам.
Петр Басманов, схватив царский палаш, побежал навстречу.
— Стойте, стойте, православные! Побойтесь бога! Не делайте зла государю. То помазанник божий!
Один из заговорщиков, пробившись через оробевшую стражу, подлетел к Басманову.
— Врешь, прихвостень! Выдавай Вора!
— Сам вор!
Басманов сверкнул палашом и разрубил заговорщику голову. Толпа ринулась к боярину. Алебардщики взбежали наверх, оставив народу Басманова. Тут подоспели Василий Голицын и Михаила Татищев. Басманов норовил усовестить бояр:
— Остановите толпу! Одумайтесь, и царь щедро наградит вас!
— Не от Расстриги награду получать! — воскликнул Михаила Татищев и пырнул Басманова длинным ногайским ножом. Боярин рухнул под ноги толпы, его поволокли вниз по лестнице и сбросили с Красного крыльца.
Самозванец, размахивая мечом, выступил вперед.
— Я вам не Борис Годунов! Прочь из дворца!
Дворянин Григорий Валуев выбил из рук Самозванца меч. Обезоруженный царь отступил в покои. Алебардщики закрыли вход, но по дверям застучали топоры. Лжедмитрий перешел с телохранителями в опочивальню и в отчаянии закричал:
— Измена во дворце! Почему вас так мало? Где остальная стража? Вашими алебардами курицы не зарубить. Где пистоли и ружья?
Дверь зашаталась под ударами топоров. Самозванец, в поисках спасения, побежал по дворцовому переходу к опочивальне царицы.
— Мятежники во дворце. Прячься, Марина!
Маленькая изящная царица с визгом вылетела из покоев. Самозванец же заперся в умывальне, но и здесь не нашел спасения: гневно орущая толпа приближалась к его последнему укрытию. Лжедмитрий ступил к открытому окну. Внизу, вдоль дворцовой стены, алели на солнце крашеные подмостки, срубленные для свадебного празднества. Поодаль, на Житном дворе и у Чертольских ворот, расхаживали караульные стрельцы.
«Выхода нет, надо прыгать. Стрельцы не оставят меня в беде», — смело подумал Самозванец и прыгнул из окна вниз. Хотел угодить на подмостки, чтоб по ним спуститься во двор, но сорвался. До земли было не менее пятнадцати сажен. Лжедмитрий, сломав ногу и разбив грудь, бездыханно распластался на земле.