Двое безоружных людей не смогут противостоять шестнадцати солдатам. Живой из которых только один. Как говорила когда–то Ярославна, бывают покойники, бывают не покойники, а бывают беспокойники. Как можно убить того, кто уже мертв?!..
Спокойно, спокойно.
Думай.
Как поступила бы на моем месте Сеня?
Сеня?..
А очень просто.
- Не паникуй! — энергично зашипел на впавшего в полную прострацию чародея Иван и для убедительности схватил его за шкирку и встряхнул. — Быстрей, помоги мне!..
Черная масса безропотно осталась стоять на улице.
По ступенькам поднялся только сержант из живых и почтительно постучал в занозчатую дверь.
- Кто та–ам? — из–за двери донесся отвратительно–скрипучий голос.
- Сержант гвардии его царского величества Царя Костей. По делу государственной важности.
- Пра–ха–ди–и, — проскрипели ему в ответ. — Не за–а–перта.
Сержант снял черный, матово поблескивавший в лучах вечернего солнца шлем и вошел.
В пыльной, грязной, затхлой до невозможности комнате сидели на сундуках у стола две старухи — такие же пыльные, чумазые и затхлые, как все, что их окружало. На столе без скатерти (впрочем, не исключено, что ее просто не было видно под слоем грязи и копоти) стоял самовар, не чищенный, похоже, со дня изготовления и две разнокалиберные кружки на щербатых блюдцах. Рядом с самоваром красовалась кривобокая банка с темной, плотной, вязкой массой внутри, от одного взгляда на которую выпадали пломбы из зубов. Сразу видно — домашнее варенье. Под столом стоял мешок, набитый тыквами.
Лицо одной старухи обезображивала огромная черная, сочащаяся кровью бородавка на весь лоб, другой — с десяток таких же, но помельче.
Обе они улыбались.
На лицах своих солдат он видел улыбки более жизнерадостные, чем эти.
У старухи с десятком бородавок из–под изодранного подола болотного цвета юбки торчала костяная нога. Второй, в валенке, она мерно покачивала, дуя на чай в треснутой кружке без ручки.
- Зачем пожаловал, кажи, солдатик, — проскрипела старуха с костяной ногой и оскалилась.
- А вы кто? — подозрительно оглядел он хозяек.
- Я — Баба–Яга, костяная нога, с печки упала, ногу сломала. А это — сестра моя, кикимора.
- Сержант Хрясь, — представился еще раз солдат, огляделся по сторонам, и, прищурившись подозрительно, спросил:
- Бабушки, а почему вы живете одни в лесу?
- А это чтобы гости к нам не ходили, дитя мое, — отозвалась та, которая назвала себя Бабой–Ягой.
- Бабушки, а отчего у вас так грязно в доме?
- А это чтобы гостей не приваживать, дитя мое.
- Бабушки, а почему у вас такая паутина кругом?
- А это звукоизоляция, дитя мое.
- Бабушки, а зачем вам звукоизоляция?
- Еще один вопрос, и тебя больше никто никогда не услышит, дитя мое, — осклабилась мерзкая старуха, продемонстрировав неприлично белые и крепкие для ее возраста зубы.
Вторая бабка дернулась всем телом, мешок под столом опрокинулся, и из него с сухим костяным стуком выкатились человеческие черепа, с десяток, не меньше, прямо Хрясю под ноги.
Профессионал всегда уважает другого профессионала и его секреты.
- Так бы сразу и сказали, — буркнул сержант и перешел к делу. — Я и мой отряд ищем следы одного государственного преступника по приказу его величества Царя Костей. Оказавшим помощь в его поимке царь назначил награду — один золотой.
- Каждому?
- На всех, — обрубил корыстолюбивые мечты старухи на корню сержант. — Рост злодея — средний. Волосы — светлые. Одежда — обычная. Особые приметы — нет. Вы его не видели?
- Видели, видели, как не видеть, — закивала карга. — С час назад мимо прошел по просеке влево, вон к той лужайке, торопился шибко.
- А точно он?
- Точнее не бывает, — заверила старуха. — Ваш патрет — вылитый он.
- Корона вас не забудет, — отсалютовал сержант, развернулся и строевым шагом замаршировал к выходу.
- А золотой?.. — тихо пискнула вслед ему вторая старуха, не проронившая до этого ни слова, увлеченная своим чаем
Но сержант расслышал и остановился.
- Обращайтесь в канцелярию Его Величества каждый день, с десяти до пол–одиннадцатого, кроме субботы, воскресенья, понедельника, вторника, среды и четверга. Пятница — санитарный день, — любезно разъяснил сержант и вышел, хлопнув дверью.
Он всегда считал жадность других до его денег самым страшным грехом.
- Бе–да! Рав–вняйсь! Смир–рна! Вдоль по просеке к той лужайке, на захват злодея, бегом — арш!
Умруны, не проронив ни слова, выполнили все команды, и когда прозвучало последнее «арш», дружно сорвались с места и, сотрясая землю тяжелым ритмичным топотом, понеслись вслед за своим командиром к указанной цели.