Агафон с трудом удержался от банального «сам дурак», потому что это, скорее всего, не соответствовало бы истине, а вместо этого просто кивнул.
Он изо всех сил надеялся, что со стороны это смотрелось как гордый, полный уверенного достоинства жест, а не как начало припадка нервного тика.
- Но ты… не могу поверить… за секунду… долю секунды!.. — Костей удивлялся так, что в другое время и при других обстоятельствах чародею было бы даже лестно.
- А ты ничего не путаешь?.. — колдун вдруг впился взглядом в двух других захваченных.
И вдруг Агафона как прорвало.
- Да, это я сделал! — яростно выкрикнул он, и все сомнения колдуна развеялись. — Я, тот самый недоумок, который с Иваном украл камни стихий у твоего лопоухого колдуна! Я тупица, который встал на пути твоего тарана, черепах и башен! И несколько захлебнувшихся штурмов — тоже на моей совести! А еще я — тот лентяй, который закопал под Сабрумайскими воротами горшки с горючей смесью! И, если ты не забыл, то ядро в лоб — это тоже подарок от меня!.. А теперь можешь меня убить! Давай! Ты же этого хотел! Если ты отпустишь царя и Граненыча, я даже не буду сопротивляться и пытаться сбежать! Ну, договорились?
Не обращая внимания на протесты двух остальных пленников, Костей недоверчиво прищурил глаз, осматривая по–новому своего мятежного родственника, задумчиво поджал губы и отступил на шаг.
- Ты?.. — повторил он, словно плохо слышал. — А это тогда что за самозванец? Или вас было двое?
Дед Зимарь к этому моменту смог перевернуться на спину и попытался сесть.
Костей глянул на него — и ужас, непонимание, изумление, радость, ненависть и бог еще знает, какие неописуемые и противоречивые чувства, недоступные простым смертным, отразились на его обычно бесстрастном и жестоком лице.
- ЧТО?!?!?!.. — еле выдохнул он и склонился над самым стариком, рассматривая его, пожирая его своим пылающим страстью оком. — ТЫ?!.. Откуда ты?!.. Как?!.. Не может быть… Но этого не может быть!.. Ты же мертв!!!.. А этот наряд… доспехи… камень… дешевка…
- Сам ты — дешевка!.. — обижено выкрикнул из–за его спины Симеон, но протест его остался незамеченным.
- Что это за маскарад? Отвечай!
- Карнавал… в честь гостя дорогого… — поморщился и попробовал встать дед Зимарь.
Все трое пленников рванулись с мест, чтобы помочь ему, но с таким же успехом куклы могли попытаться убежать со своих полок без ведома кукловода.
Костей отступил на шаг, дождался, пока старик поднимется самостоятельно, повел рукой, разворачивая его и так, и эдак, то к себе спиной, то лицом и, наконец, налюбовавшись вдоволь неизвестно чем, обратился к беспомощным свидетелям этих странных манипуляций со злой усмешкой:
- Ну, что? Как? Похожи? Похожи, а?
Теперь, когда им было, с чем сравнивать, поверхностная схожесть этих разных людей из разного времени просто поражала. Словно зеркальное отражение колдуна сошло с серебристой поверхности и, обретя тело и душу, встало рядом с ним. Или даже, если быть точным и честным, не отражение — его портрет, написанный когда–то давно художником–идеалистом, тщащимся выдать желаемое за действительное: жестокость за твердость, коварство — за ум, двуличие — за доброту, жажду власти — за заботливость отца народа…
Зимарь, потерявший во время полета повязку, и сам таращился в оба глаза на свое ожившее отражение, и не мог поверить.
Одно дело — слышать, что похож, но другое…
По лицу Костея пробежала тень, потом оно вспыхнуло озарением и неприятной угрюмой радостью.
- Так что, милый мой Агафон, — резиново улыбаясь, обратился он к молодому коллеге, — в свете твоих последних свершений и наметившихся изменений к лучшему я предлагаю тебе закончить Шантоньскую школу и присоединиться ко мне. Способный ученик, к тому же родственник по крови — что еще старику надо. Пусть и вечному.
- Не надо больше вранья, Костей. Знаю я, для чего я тебе нужен, — с нескрываемой неприязнью скривил губы чародей. — Да если бы и не для этого, то все равно я скорее бы бросился с крыши этой башни, чем пошевелил ради тебя хотя бы пальцем! Ты — мерзкое чудовище, страшнее всех твоих уродов и ходячих мертвецов вместе взятых! Ты сам — монстр!.. Негодяй!.. Мерзавец!.. Порождение гадюки и паука!.. Я презираю тебя!..
- Ну, не сердись, не сердись, мой мальчик, — порозовевший от открывающихся перед внутренним взором радужных перспектив Костей подошел к кипящему от гнева и бессилия внуку и покровительственно потрепал его по щеке [236]. — Что было — то прошло. Забудь всё плохое, что было между нами. Ты сам не понимаешь, что тебя ждет, маленький дурачок! Ты думаешь, что ты мне нужен не целиком, а по частям, так? Но ты же читал эту книгу и должен помнить, что в рецепте не указана степень родства мага. А чтобы пожертвовать кровь, мозг, сердце и прочую требуху на благое дело, брат–близнец подойдет ничем не хуже внучатого племянника.