Но, как и всякий идеал, отрок Сергий намеревался исчезнуть из его жизни навсегда гораздо скорее, чем этого хотелось бы. И предотвратить это было абсолютно невозможно. Никак.
Так, в раздумьях о новом знакомом, царевич закончил умывание и, отметив про себя, что рубашку надо было снять до того, как она была промочена насквозь, утерся рушником и пустился в обратный путь, тщательно припоминая заученные приметы — "если я в довершение всего еще и заблужусь в пятидесяти шагах от лагеря, я этого не переживу."
Дойдя до березы с развилкой, царевич вдруг услышал со стороны полянки звуки борьбы, несвязные выкрики и звон оружия. "Это Волк! На нас напали! А у меня даже ножа с собой нет!" — в отчаянии он захлопал себя по карманам, в то же время лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего на роль оружия, но ничего не нашел и, вспомнив как это делал на странице тысяча сто шестьдесят первой королевич Елисей, когда посредством колдовства оказался в диком лесу один, и из одежды на нем была только кольчуга, и тоже вдруг он услышал доносящийся до него…
Короче, Иван решил для начала скрытно подобраться к полянке и посмотреть. Может, особо беспокоиться было и не о чем. Или, памятуя ратное искусство Серого, беспокоиться нужно было за его противника.
Звуки сражения, доносящиеся с прогалины, покрывали даже старания царевича подобраться бесшумно.
Подкравшись к ставшему уже знакомым кусту шиповника, Иван осторожно выглянул из своего укрытия.
Открывшееся ему зрелище превзошло все ожидания.
Верткий Волк отчаянно рубился с тремя бородатыми верзилами. Один из нападавших, неестественно изогнувшись, уже растянулся на другом конце поляны. Хоть здоровяки и наседали, шансы у бойцов были приблизительно равные, оценил царевич, обратив внимание на окровавленный рукав одного и голову другого.
Но перелом в сражении произошел в одно мгновение, и предотвратить его было невозможно.
При отражении очередного выпада тяжелым мечом неповрежденного пока верзилы длинный кинжал Серого сломался вершках в двух от рукояти, лезвие со свистом улетело в кусты, спина Серого прижалась к березе, и в грудь ему уперся длинный меч его противника.
Все разом стихло, и до Ивана доносилось только тяжелое прерывистое дыхание поединщиков.
Раненые разбойники, побросав оружие, ринулись к уже упакованным сумам и стали методично выбрасывать из них вещь за вещью, предварительно тщательно перетряхнув и осмотрев каждую. Чем ближе ко дну они были, тем яростнее и дальше выкидывали они содержимое мешков, очевидно, не представлявшее для них никакой ценности (пока?).
Вот на ветвях ели повисли рубахи царевича, куст шиповника принакрылся парчовым кафтаном, а под ноги Ивану, страдальчески взмахнув страницами, шлепнулись "Лукоморские витязи".
Все.
Оба мешка были пусты.
Серый, откинув голову на белый гладкий ствол, бесстрастно наблюдал за происходящим.
Разочарованные и разозленные еще больше (если это только было возможно) разбойники угрожающе шагнули к мальчишке.
— Ты, пес смердячий, — злобно выдохнул один из них, тот, что с раненой рукой, — куда золотое яблоко дел, говори!
— Волк.
— Что? — не понял разбойник.
— Волк. Не пес.
— Ах, ты еще над нами издеваться будешь, — кинулся к нему второй и обеими руками вцепился в ворот рубахи. — Немедленно говори, где яблоко, а то на кусочки изрежем, а узнаем!
— Сведем его к атаману, тот с ним по-свойски потолкует!
— Ты нас еще умолять будешь, чтобы мы позволили тебе сказать, где ты его спрятал, — зловеще произнес первый явно подслушанную где-то фразу, поднеся под нос Серого огромный грязный кулак.
— Ты еще пожалеешь, что ватаге Хорька дорожку перебежал!
— Сказывай, где яблоко!
— Сгноим!
— С живого шкуру спустим!
— Говори, пока цел!
Бледный, дрожащий от страха — "это я за Волка!" — царевич затравленно оглянулся, но поблизости не было ничего, кроме смятого кубка, кафтана и многострадальной книги.
Книга.
Через пару секунд все пятнадцать кило боевой славы лукоморского воинства с размаху опустились на голову разбойника с мечом.
В районе шеи у него что-то влажно хрустнуло, верзила повалился как подкошенный, и недоумение навечно застыло у него на лице.
Совладав с инерцией, Иван едва успел подставить фолиант под сокрушительный удар шестопером ("и откуда он его взял, Господи?!.."), и тут же второй ватажник, дико воя, налетел на него с кулаками, повалил на землю, схватил за горло, сдавил что было мочи и… обмяк, придавив царевича своей огромной немытой тушей. Тут же рядом с ним, мгновение спустя, рухнул кто-то еще.