Иван боялся поверить своим глазам, боялся оторвать от огонька взгляд — а вдруг он исчезнет, и больше не появится?
Перелетев через очередную коряжину, Иван обнаружил у себя в голове две чрезвычайно полезные и интересные мысли, хотя и не мог взять в толк, откуда они там появились.
Мысль первая: а не снять ли мне шпоры?
Мысль вторая: а если там разбойники?
Так, со шпорами в руках и мыслью номер два в голове, подкрался он неслышно (если бы в лесу были гроза, пожар и землетрясение одновременно) к тому месту, где должен быть костер. Между ним и огнем оставалась еще пара елок и густой куст шиповника.
"Ну почему все, что растет в этом дурацком лесу, должно обязательно быть таким колючим?!" — взмолился безмолвно царевич, отчаянно размахивая в воздухе проколотыми в попытке раздвинуть ветки шиповника пальцами.
По очереди приседая и вытягивая шею, привстав на цыпочки, Иван безуспешно старался разглядеть, кто же там был у костра.
Огонь был невелик. Он неровно горел, отбрасывая слишком много теней во все стороны маленькой — шагов в пять — прогалины, а услужливое воображение дорисовывало все подробности, которые глаза отказывались ему предоставить. И уж лучше бы оно взяло себе выходной на этот вечер!..
В мерцающем свете костра ему мерещились то гигантские угрюмые фигуры с черными плащами на покатых плечах, угрожающе привстающие с земли, то оскаленные пасти готовых к прыжку отвратительных чудовищ, то просто нечто черное, бесформенное, извивающееся, злобное медленно подплывало к тому месту, где царевич укрылся, просачивалось между веток исподтишка, обволакивая, обтекая, заглатывая неподвижную одинокую человеческую фигурку, чтобы…
"Хватит!" — царевич изо всех сил захлопнул себе ладонью рот, чтоб не взвыть от ужаса. — "Или я прямо сейчас выйду туда, к костру, или…"
Отсеченное продолжение этой мысли гласило: "Или я сейчас отсюда ТАК побегу!.."
И он одной недрогнувшей рукой раздвинул шиповник, а другой потянулся к рукояти меча. И рука его застыла в воздухе, потому что в эту секунду он осознал, что третьей рукой он все еще зажимает себе рот.
Мгновенно проведя инвентаризацию всех своих частей тела, Иван обнаружил, что рука у рта была не его, и еще в процессе нашлось нечто холодное и острое, уткнувшееся ему прямо в шею, что спокойствия ему отнюдь не добавило.
Предпринять какую-нибудь глупость царевич не успел, потому что в этот же самый момент кто-то (предположительно, хозяин неучтенной руки и холодного оружия) жарко дыхнул ему в ухо:
— Иди вперед и не трепыхайся. Дернешься — отрежу голову.
Неестественно прямо, изо всех сил стараясь не делать лишних движений (он даже глазами повести боялся), Иван попер прямо через кусты на полянку к костру.
— Стой! — скомандовал тот же голос, — Сколько вас здесь, говори!
— Кого? — попытался скосить глаза Иван.
— Дурака не валяй, — с угрозой предупредил голос, и Иван вдруг подумал, что маньяк с кинжалом, кажется, едва ли старше его. Это придало ему некоторой смелости, и он почти недрожащим и неиспуганным голосом вдруг почему-то прошептал:
— Я один. Я заблудился. Я на огонь пошел. Я ничего плохого не сделал. Я только перночевать, то есть, переночевать, хотел попроситься.
Давление кинжала заметно ослабло.
— Да, ты и впрямь не из них, — задумчиво проговорил голос. — Может, ты и вправду заплутал. Тебя как зовут?
— Иван. Царевич. Из Лукоморья я.
Было слышно, как кинжал скользнул в свои ножны.
— Да повернись уже, — буркнул голос.
Иван повиновался.
Прямо перед ним стоял то ли юноша, то ли еще мальчик, в неопределенного в темноте цвета холщовой рубахе, подпоясанной ремнем, на котором и висели ножны с устрашающих размеров кинжалом, больше похожим на короткий меч, по всей видимости, тем самым, который еще несколько секунд назад царапал шею царевичу. Темные штаны были заправлены в стоптанные (это было видно даже в темноте) сапоги, из голенищ которых торчало еще по одной рукоятке. Темно-русые, до плеч, волосы были перехвачены узким кожаным ремешком. Ничто не указывало на то, кем бы мог быть Иванов новый знакомец.
— А ты кто? — закончив осмотр, спросил Иван.
— Отрок Сергий, — степенно ответил подросток. — А прозвание мое — Волк. Но меня обычно Серым кличут, так что я привык. Ты тоже можешь меня так звать.
— Серый Волк, — попытался пошутить царевич, и тут же подумал, что, наверное, каждый, кому Сергий представляется, всегда говорит одно и то же, и ему стало немного неловко.
— Ничего, — как будто уловив его мысли, Серый поспешил успокоить Ивана. — Не ты первый, не ты последний. Что само на язык просится, то и сказать не грех. А за прием неласковый ты уж прости меня. Не хотел я никого пугать…