Валерий Строкин
Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках
1. ЦАРЕВИЧИ
В некотором царстве и в некотором государстве… Впрочем, это было конкретное царство — государство в котором правил, как водится, уже старый, поэтому — добрый, великий и могучий, уже справедливый, славный царь Берендей.
Жизнь, известное дело, прожил царскую: воевал, отступал, побеждал, снова воевал, участвовал в заговорах и сам страдал от них, брал и разорял города и веси, возводил новые. Два раза был женат. Оба брака, в какой-то степени, оказались неудачными.
Первая супруга — Анита, так она требовала себя называть, хотя имя имела простое и несложное — Анна, оставила ему двух сыновей. Старшего Бориса, названного так в честь деда, среднего — Оскара, названного странным для того царства именем по прихоти царицы Аниты.
Люди судачили: «Он-то в честь кого назван?» Сплетни прекратились после того, как Анита бежала вместе с заморским кутюрье, которых в те времена, при её царствовании, в кремлевских палатах было как собак нерезаных.
На границе кутюрье поймали и, кажется, повесили или посадили на кол. Царица как в воду канула. Берендей не долго её искал. Рассылал конные разъезды во все уголки царства. В соседних государствах клеили листы с её приметами. Глашатаи кричали суммы денежных вознаграждений тем, кто укажет, где скрывается царица. Царь быстро успокоился и через несколько лет, отягощенный государственными заботами и воспитанием неслухов-царевичей, (воспитывали все: от младшего конюха до Казначея, Воеводы и Шута), оголодавший без женской ласки и присмотра, женился во второй раз, на Марье-царевне. Это были самые светлые года. Чтобы отыскать таких кудесниц, как Марья, надо иметь не только счастье-везение, но и высшее дозволение.
Может быть поэтому, завидуя их счастью, недоброжелатели, за глаза, называли её царевной-лягушкой. Некоторые, посмелее и шепотом — ведьмой, околдовавшей царя-батюшку. Но большинство, были согласны с выбором Берендея и души в ней не чаяли.
Велико же было горе царя, когда она умерла во время родов, подарив ему третьего сына, которого с горяча назвали Иваном. И возможно, что поэтому царь Берендей, мягко говоря, немного недолюбливал, своего младшего отпрыска, с рождением которого угасла жизнь царицы- матушки, ненаглядной Марьюшки…
Царь жениться больше не рисковал. Челядь продолжила воспитание мальчишек, постепенно превращавшихся в принцев на выданье. А года царя Берендея не убывали, а накапливались, начинали давить на плечи, сгибать в пояснице, менять орлиный взор на слепой совиный. В некогда грозном и царственном голосе стали проскакивать петушиные вскрики и стеклянное дребезжание.
«Наследника на царство пора готовить» — решил Берендей. Царство делить на троих не хотелось, не так легко оно собиралось дедами-царями, а вот выбрать достойного…Надо крепко подумать, такое с кондачка не решается. Особенно внушал опасения третий, по большей части воспитанник Митрофанушки.
В один из дней, Берендей решился по этому поводу собрать государственный совет, который включал в себя, хорошо это или плохо, всего три особоприблеженные персоны.
Старый боевой друг, товарищ и соратник, воевода Дубылом. Говорят, что раньше в его фамилии был один «дуб», но после знаменитой сечи на реке Калине со Змеями Горынычами, глядя на лес нарубленных змеиных голов, он произнес сакраментальную фразу: «Навалено, аки дубы столетние нарублены». После чего, царь-батюшка милостиво разрешил поменять фамилию на Дубылом.
Вторым членом государственного совета был казначей Копейкин. На самом деле он отвечал за все: за казну, за поля широкие, леса темные, реки глубокие, в общем — за все царское хозяйство. Кажется, фамилия его была толи Шейман, толи Алтынов, но за рачительность в работе и скрупулезность подсчетов того, что ходит и что лежит на балансе, с легкой руки Митрофанушки, его стали прозывать Копейкиным. Прозвище звучало так часто, что на Шеймана-Алтынова, казначей реагировать перестал. Привык…
Третьей государственной головой, был старший правительственный шут гороховый Митрофанушка. Казначей и Воевода, теша свое самолюбие считали, что на совете он присутствует исключительно для количества и сглаживания острых моментов во время дискуссий.
Разумеется, у Митрофанушки имелась своя точка зрения, по поводу государственной думы, но именно эта точка зрения никого не интересовала.