— Что-нибудь желаете?
Борис задумчиво посмотрел на стол. Икнул.
— Закуски хватает, ты запить принеси — медовухи пшеничной.
— Брат, может, хватит? — спросил Иван.
Борис осмотрел стол и отрицательно покачал головой:
— Нет, Ваня, не хватит.
— И португальского, — добавил Оскар.
— Да будет по-вашему, — Прохор отошел от стола.
Гусляр заиграл новую песню, по залу поплыла тихая и медленная мелодия, голос певца звучал задумчиво и приглушено.
Братьям подали зелена-вина. Оскар распечатал портвейн, разлил по бокалам.
— Действительно, что-то новое, но мне не нравится — распутье какое-то.
— Перекресток, — прошептал Иван.
Оскар стукнул пустым кубком по столу.
— Вот козел, раскаркался.
— Тише, — шикнул Борис.
— А мне не нравится.
— Не любо, не слушай.
Пьяно улыбаясь, Оскар заткнул уши и показал гусляру язык.
— Видишь, Ванюша, как бывает в жизни, — Борис всхлипнул, обнял за плечи младшего брата. — Батяня послал, по приказу и хотению, не подумал, что чадо любимое может не вернуться, останутся косточки белые на тропе звериной. Вот стану царем, я его, помолодевшего, в Тмутаракань отправлю, за ковром-самолетом. — Борис вытер кулаком слезы.
Иван не выдержал, снял с плеча руку старшего брата, поднялся с лавки и перешел к столу гусляра. Молодой калика пел, закрыв глаза.
Певец открыл глаза, грустно улыбаясь, посмотрел на Ивана.
— Здорово у тебя получается. Песня хорошая, мне понравилась, никогда не слышал.
— Спасибо. Не стой, присаживайся.
Иван кивнул, сел рядом с каликой.
— Небось, сам Баян сочинил?
— Баян, да не тот, про которого думаешь.
— Разве их несколько?
— Вроде того, — калика улыбнулся, — и я когда-нибудь стану Баяном, а пока учусь, свое ищу.
— Что свое?
— Миропонимание, песни.
— Много постранствовал?
— Постранствовал. Тебя Иваном-царевичем зовут?
— По-разному, — смутился Иван.
— И меня Иваном кличут, — представился молодой калика, протянул царевичу руку.
— Полна Русь Иванами. — Рукопожатие было крепким.
— Ими и крепка, — гусляр подмигнул Ивану. — То, что хотел, пока не увидел, с острова Буяна иду.
— С острова Буяна? Что ты там делал?
— В школе Баянов учился.
— У самого Баяна? Значит, он на острове живет?
— И у него и у Орфея, там же с другим Иваном познакомился, Буниным кличут, он меня этой песне и научил.
— Хорошая песня.
— Вот и я хочу, хорошие песни сочинять, поэтому странствую, а в перерывах, учусь.
— …Нашему младшенькому со старшими в падлу сидеть? — Оскар пьяно раскачивался на лавке.
— Выходит, так, — Борис устало зевнул.
— Я говорю тебе, не наш он, не берендеевский.
— Чей?
— Ведьмы, Марьи-лягушки. Это она батюшку околдовала.
— Умела ворожить. Пиры устраивала, и жратва была — с этой не сравнить, одни лебеди с яблоками чего стоили. Послы заграничные подле нее все время крутились, нравилось быть приглашенными на званые обеды, поэтому ты и учился во всех приличных заведениях. На Сарагосу, Стоунхендж, Мачу-Пикчу у отца казны бы не хватило. Красивая была баба. Давай, за красоту. — Борис наполнил ошалевшему Оскару кубок.