Выбрать главу

— Спасибо, батюшка.

Берендей, всех, по очереди, обнял, шепнув в ухо: «Береги себя, сынок». Почему-то чувствуя на лице странный жар и грусть, поселившуюся в сердце. Еще раз оглядел сыновей и надтреснутым голосом сказал:

— Помните, что вы не только царевичи, но и братья. Не мыслите друг против друга худого. Царства кому достаются? Достаются достойным. Остальных тоже не обидим. — Берендей заговорщицки подмигнул.

— Счастливой дороги, дети. Ступайте, у вас впереди вечер и ночь, подготовиться к дороге. — Берендей вяло взмахнул рукой.

— Спасибо, батюшка, — хором ответили царевичи и направились к дверям.

«С утра пораньше и без духового оркестра», — подумал вослед Берендей.

Шаркая ногами, он направился к высокому узкому шкафчику, прятавшемуся в углу палаты. Открыл деревянную створку и оценивающе посмотрел на ряд зеленых бутылок и запечатанных кувшинчиков. Сердце подсказывало выпить граммов двести анисовой, или коньячку, присланного заграничным братом Людовиком…

2. ПЕРЕКРЕСТОК

Кони шли неторопливым шагом, взбивая подкованными копытами венчики пыли. Солнце дрожало и расплывалось, достигнув своей наивысшей точки. На безоблачное раскаленное небо невозможно было смотреть, казалось, что маленький пятачок солнца в нем расплавился.

По одну сторону дороги тянулись бесконечные поля, колосящиеся овсом, пшеницей, рожью, ячменем, торчащими зелеными венчиками репы, свеклы, моркови — развитый агротехнический край. Иногда можно было увидеть работающих в поле крестьян, услышать плач ребенка, оставленного в берестяном коробе, в тени травы, или кустов.

Завидев всадников, крестьяне приостанавливали работы, прикладывали ладони к глазам, обеспокоено всматривались, реже, что-то свистели и кричали.

По другую сторону старого тракта, сторожевой, заградительной стеной, тянулся лес, грозя мохнатыми лапами елей в сторону полей — мол, эту землицу — не отдадим.

Кони всхрапывали, прядали ушами, остервенело хлестали себя хвостами, отгоняя надоедливых слепней и мух. Их всадники сыпали ругательства и махали руками.

Борис и Оскар, как старшие братья, следовали впереди, Иван-царевич закрывал тылы.

Борис мужественно страдал в полном боевом облачении, тяжело пыхтел, по лицу крупным горохом тек пот. Перед собой он держал перевернутый шлем, полный семечек, шелуху от которых лениво сплевывал в густую гриву своего черного, звероподобного жеребца, которого так и звали — Буян.

Оскар, не чета Борису, был одет свободно и франтовато, в красную рубаху с черной ручной вышивкой на переднем кармашке «ЛЕВИС». Рубаха заправлена в черные штаны, перехваченные в поясе алым кушаком с кистями.

На Иване — старый отцовский, а может, и дедовский кафтан, в молодости имевший ярко-голубой цвет, но после многочисленных стирок приобретший серый.

Братья лениво переговаривались.

— Сегодня будем на Перекрестке.

— Угу.

— Отметим недельный путь в трактире и завтра пересечем границу.

— Угу.

Буян встряхнул гривой, с него словно перхоть посыпалась шелуха семечек.

— Умница мой, — Борис похлопал коня по шее. — Почему завтра пересечем границу? Отдохнуть надо. Говорят на Перекрестке харчевня хорошая, — мечтательно сказал Борис. Он достал из седельной сумки мех с вином и надолго присосался, громко булькая.

— Хватит, наотдыхались. Батюшка гневается. Вчера, от казначея весточка дошла — обижаются, что едем медленно и неохотно, задерживаемся в каждом селе.

— Ну и что? Когда мы так вместе собирались? — Борис оглянулся назад, — Правда, Ваня?

— Правда. Здорово, что мы вместе.

Оскар поморщился:

— Не забывайте, куда и зачем нас царь-батюшка послал.

— За молодильными яблоками. — Борис с сожалением встряхнул шлем, освобождая его от ненужной шелухи, покрыл им голову.

— И не жарко тебе? Расслабься, — Оскар насмешливо фыркнул.

— Солдат на службе не расслабляется. Солдат должен стойко переносить жару и холод, — по-уставному отчеканил Борис. — Правда, салага?

— Твоя, правда, — вздохнув, ответил Иван.

— Слабаки. — Борис нагнулся к седельной сумке, нашарил на дне последний пирожок. Удовлетворенно надкусил. — Вот блин — опять с капустой. У них что, в деревне кабанчиков не держат?

— Ты сам похож на кабанчика, всю дорогу только и жрешь, — сказал Оскар.

— Свежий воздух аппетит нагоняет.

Дорога повернула в лес. Задышалось легче, среди деревьев не так палило солнце, густые кроны защищали тракт от гневного желтого глаза. Всадников окружила птичья разноголосица, сквозь которую пробивалась одиночная дробь дятла.