Иван блаженно вздохнул и откинулся на щелевой лавке, чувствуя, как горячий пар снимает ломоту в натруженном теле, добирается до притомленных костей. До чего ж хорошо на часок позабыть о государственных нуждах, о престолонаследии, о Стрельцине с его реестрами, о женщинах, что метят в царицы после смерти его батюшки. Одно худо: забыл он предупредить Финиста, чтоб не морочил его наставленьями.
- А задавал ли ты себе когда-нибудь, братец Иванушка, вопрос, коим сестриц донимал, когда они в девках были?
Царевич приоткрыл один глаз, но ничего не увидал, кроме клубов пара, и пробормотал дремотно:
- Какой такой вопрос?
- Кого бы в жены взял, будь на то твоя воля? Катя мне сказывала, как ты ее пытал перед моим появленьем.
- Нет, не задавал. Да и думать об этом неохота.
- Неохота? А чего ж тогда мотаешься по белу свету? Здоровье поправить?
Хотя за туманом не видать лица зятюшки, Иван по голосу понял, что милая сестрица успела обучить мужа своим уловкам. Вмиг очухавшись, вскочил царевич с полка и пристально вгляделся в облака пара, вслушался в шипенье воды.
- Ну будет, будет! Положи ковш-то! Ему в ответ дерево об дерево стукнуло, и князь Финист со смехом окатил Ивана с головы до ног.
- Ладно, шурин, продолжим наш разговор за ужином да за стаканом доброго вина.
Но Иван не успокоился, покамест не услыхал, как зять улегся на лавку.
- Ведь ежели мы с тобой до чего договоримся без Катиного ведома, так она, пожалуй, нас обоих в крепостной ров сбросит.
Смыл Иван грязь, соскреб щетину с лица, соснул часок-другой на мягкой перине и теперь, одетый, как подобает царскому сыну, восседал на почетном месте в большой зале княжеских палат. Перед ним стол уставлен был яствами да винами, коих вкусил он вволю под ласковыми взглядами сестрицы и зятя. Ел, пил да нахваливал.
Едва утолили голод и пришел черед беседе, указал Иван на потолки сводчатые, богато расписанные, на ковры бухарские, на челядь, что сновала туда-сюда с подносами чистого серебра. Помимо тех, что он уже отведал, появились на столе цыплята табака из Грузии, копченая семга из Сибири и другие кушанья из самых разных мест.
- То ли притомила меня дорога,- сказал Иван,- то ль я и впрямь олух, но вот в толк никак не возьму... отчего нету в степи ни единой дороги, что к твоему княжеству ведет. Да и, к слову сказать, гор здесь тож не наблюдается, ни высоких, никаких - одна степь ковыльная. Ежели ты над высокими горами княжишь, куда ж ты их подевал?
Финист откинулся на стуле и лукаво подмигнул жене.
- У нас, у князей, свои секреты. Скажу тебе лишь, что торгую я строительным камнем. Теперь многим гранит да мрамор занадобились.
- И всего-то? Уж больно прост секрет.- В глазах Ивана тоже лукавинка блеснула: мол, не на дурака напали.- Не видал я, что ль, как ты птицей-соколом оборачиваешься? А он мне про камень толкует!
- Да чего ж тебе еще, голубчик? - встряла Катерина.- Мы вольные птицы летим, куда хотим и когда хотим. Но
Феник мой, хоть и Чародеев сын, а по сю пору такого секрета не выдумал, как расходные книги без моего участья в порядке содержать... Ну, коль речь зашла о секретах, открой-ка мне, что за нужда тебя из дому родного гонит: дело пытаешь аль от дела лытаешь?
Насупился Иван, плечами повел, как отец, да и заговорил. Все им выплеснул - и про Стрельцина с его реестрами, и про боярышень, коим дело только до его титула да казны, и про то, как надоело ему слышать изо дня в день: женись да женись, абы на ком, продолжи династию, обеспечь спокойствие государству!
Супружеская чета взирала на него сочувственно, ни муж, ни жена не прерывали - дали ему всласть выговориться, душу излить. А как умолк он, Катя с Финистом переглянулась и молвила:
- Мы уж и то догадали. Я сама это изведала, да тебе вчетверо хуже досталося... Посему, покамест почивал ты, мы с Феником ладком все обговорили и сами невесту тебе подобрали - да не из тех, что приискал этот сухой сучок Дмитрий Васильевич. Но ты не торопись: Василий с Лизою да Михаил с Леною тоже тебя в гости дожидают. Сперва у них побывай, а уж опосля за женою поедешь.
Улыбнулся Иван, приподнял левую бровь. Сестрица с детства властною была, и Финист не смог от нее кротости добиться, хотя и Чародеев сын.
- Эвон ты как - жена, невеста, будто дело уже решенное! Скажи хоть, кто она есть - избранница ваша, а то как бы не обознаться, когда за ней поеду.
- Не обознаешься,- заверил Финист.- Верь мне, сразу поймешь.
- Можно ль не признать Марью Моревну Прекрасную Царевну? - удивилась Катерина.
- Прекраснейшую из Царевен всея Руси!
Иван так очи и вылупил. Имя это он слыхал прежде, да не от Стрельцина, не от сватий, а от гвардии капитана Акимова. Помянул он об ней к слову: мол, царевна капитанов себе не нанимает, сама войском командует. Акимов этого не одобрял - и не потому, что не гоже бабе в мужские дела лезть - таких тонкостей был он чужд,- а потому, что не пристало государыне за подданных стараться. Ведь ежели каждый правитель заберет себе в голову военачальником быть, куда же гвардии капитанам деваться?
О красоте царевны помину не было - Акимов не мастак девичьи красы разбирать. Иван бы уж запомнил, кабы он хоть слово молвил про наружность Марьи Моревны. Да и то сказать, не больно ль пышно она себя величает: Прекраснейшая из Царевен всея Руси?
- Может, и мне наречься Мудрейшим из Царевичей? - не сдержал он насмешки.Да, боюсь, никто не поверит.
Дрогнули Катины губы, но не дала она сорваться вольному словцу, объяснила по-доброму:
- Ее люди так величают - не сама. Она-то себя попросту кличет - Марьей Моревною.
- Родитель ее, царство небесное,- добавил Финист Ясный Сокол и перекрестился, как принято на Руси,- чародеем был, как и мой батюшка. Оба добро творили, оба дар свои детям передали. Марье Моревне иных званий не надобно, опричь тех, с коими на свет народилась. А коли подвигами своими заслужила она и прочие - то не ее вина.
- Вот оно что,- вымолвил Иван и завел речь о другом.
Три дня прогостил он у сестры Кати да у мужа ее Финиста Ясна Сокола, три светлых дня да три покойных ночи, на четвертый решил, что пора и честь знать. Оседлал он верного своего Бурку, проверил сбрую с оружьем да и распрощался с хозяевами.
- Оборони тебя Бог, братец! - сказали они в один голос. А Финист Ясный Сокол подошел к нему поближе и взялся рукой за повод.
- Слышь-ка, Иван,- молвил он тихо, чтоб Катя не услыхала,- оставь мне кой-что на память, а я тебе взамен добрый совет дам.
- Проси, чего хочешь, а за совет спасибо,- отвечал царевич.
- Мы тебя цельный год не видали, и кто знает, когда опять свидимся. Оставь-ка нам свой ножик серебряный, будем на него смотреть, тебя вспоминать.
Удивился Иван-царевич, но расспрашивать не стал - много ль толку в улыбках да уклончивых ответах? Вытащил он из сумы ножик, без слов зятю протянул. Финист взамен дал ему золотой нож и на жену оглянулся - не видала ли.
- А совет таков: стерегись Кощея Бессмертного. Ну, поезжай с Богом.
Отступил на шаг, хлестнул Иванова коня плеткою, и махали они ему от ворот, покуда он из виду не скрылся.
Долго ль, коротко ехал Иван на восток, к вечеру до деревни добрался. Народ высыпал на улицу подивиться на странника заезжего. По одеже вроде мужики - в домотканых штанах да в лаптях с онучами, а избы не крестьянские, из серого камня сложены - этаким в Хорлове иной болярин позавидует. На всех воротах лик сокола, крашенный голубой и серебряной краскою.
Переночевал Иван в доме старосты, наговорился вдосталь с незнакомыми людьми. Это тебе не охотники, пугливые да нелюдимые, а сытые, крепкие хозяева, домам своим под стать. Рассказывали ему про господина ихнего, Финиста Ясна Сокола, да про красавицу жену, что привез он с дальней сторонушки. Иван только посмеивался, имени своего не открывал. Зато уж вестями из дальних краев их побаловал - пусть и не первой свежести, да им все одно в диковинку. А по большей части сам слушал и вынес из их речей, что живется им хорошо и привирать без надобности. Но, само собой, не разрешили простые эти крестьяне всех загадок, над коими он голову ломал.