Дверь на мансарду открылась ключом легко, без скрипа. Вероятно, петли хорошо смазаны.
Шагнув внутрь помещения, я невольно зажмурилась. Солнце заливало мансарду сквозь одно большое окно и через пару круглых окон по фронтону. Я ожидала увидеть здесь пыльный, холодный чердак, а тут чистое, солнечное, теплое помещение! За счёт проходивших через мансарду дымоходов от печей было тепло, и солнце тоже пригревало. Вдоль окон по фронтону стоял длинный рабочий стол то ли фармацевта, то ли лаборанта. Я подошла ближе. На столе стояли колбы, пробирки, старинные спиртовки, реторты для перегонки и возгонки сухим методом. Над столом висели сухие пучки трав, веток, цветов, в стеклянных банках с притертыми крышками насыпаны сухие смолотые травяные сборы. На бумажных наклейках витиеватым почерком написано — «от сухого кашля», «от мокроты», «от ломоты в костях», «для беспокойного дитяти». И ещё много разного.
Но не увидела ни высушенных крыльев летучих мышей, ни заячьих лапок, ни прочей ведьмовской атрибутики. Во всяком случае, всего того, что именно принято приписывать ведьмовским зельям в книгах. Как я и предполагала, бабуля была, скорее всего, хорошей травницей, то есть, фитотерапевтом, с началами санитарного врача. Возможно, и был какой-то дар к пониманию зоопсихологии, не спорю, я даже уверена, что таковой существует. На кафедре городской ветеринарии был у нас профессор, вот он влёт понимал всех кошек, собак, морских свинок…
Так что вопрос с ведьмовством и потусторонней темной силой считаю закрытым. Ещё на столе были лабораторные весы, лежали различные лопаточки, пинцеты и другие инструменты. Хоть это все и старинное, но легко узнаваемое по своей сути. На одном краю стола аккуратной стопочкой лежали несколько печатных журналов и один рукописный. Я открыла его. Там тем же витиеватым почерком хозяйка этой лаборатории записывала составы сборов, их действия, дозировки. Записывала она и кому давала отвары, при каких симптомах и как действовали они. Печатные журналы назывались "Вести травника".
И пахло на мансарде хорошо, травами. Пройдя далее, за печные трубы, увидела какие-то тюки и сундуки. Отогнув край одного из плотно скрученного и связанного веревкой рулона, обнаружила, что это ковер. И таких рулонов было достаточно, стоявших вдоль стены. А у меня в светлице я бегаю босиком по холодному полу по утрам! И в гостиную надо бы ковер постелить на пол. В сундуках, некоторые из них были открыты, лежали какие-то ткани, но явно не новые. Ещё была и красивая посуда. Ничего не могу понять! Зачем это все хранить на мансарде, а самим жить в обнищавшем доме? И зачем прятать обычную лабораторию травницы? Ничего дьявольского в ней нет!
Ладно, сейчас всё узнаю. Выглянув из двери, окликнула находящуюся неподалеку Веру, попросила позвать Игнатьевну. Любопытная Верка воспользовалась моментом — метнувшись мухой за Игнатьевной, мигом примчалась назад, зашла на мансарду и, запыхавшись, доложила, что Игнатьевна сейчас придет. Не забывая при этом с жадным любопытством оглядываться. Поскольку я не видела ничего особо таинственного или незаконного, то и не стала выгонять девчонку.
Игнатьевна пришла вскоре, с одышкой и натугой, сипло дыша. Старухе уже пора на покой, а она все суетится, везде пытается успеть и править на свой лад. И этот вопрос тоже надо как-то решить поделикатнее, чтобы не обижать уж совсем. Пожилые люди очень болезненно относятся к тому, что им намекают на их возраст, немощи и болезни.
— Аграфена Игнатьевна, объясните мне, почему все эти вещи хранятся здесь, а не находятся в жилых комнатах?
Я махнула рукой в сторону сундуков. Игнатьевна насупилась, только молча сопела, не зная, что ответить столичной внучке, которая не понимает реалий провинциальной жизни. Наконец, что-то решив про себя, нехотя проговорила.
— Так, ить выложи добро-то, увидит, кто ещё, позавидует. Разговоры пойдут, что богато живём. А где ж богато-то? Из последних сил бьемся, чтобы выжить, да не голодать! Да Пелагея Степановна на старости лет прельстилась этими книжками городскими — она кивнула в сторону стопки журналов на столе — так-то скотину, какую иноземную загадает выписывать, то эти "чёртовы яблоки" растить. А народишко это не хочет, у нас репа завсегда хорошо родилась, зачем нам немецкая блажь? И потом, вынеси добро в комнаты, а вдруг вороги опять придут с войной? И что, опять все в лес, на заимки тащить? Уж пущай тут все лежит!