Аня все порывалась выйти к бригадам, но старик одергивал ее, помня наставление Горбачева. Да, по правде, он и опасался за дочь…
Кравченко встревожился, может быть, сильнее других. В противоположность легкомысленному Алешке Овчаренко, старик не возлагал покуда особых надежд на несомненную организаторскую одаренность начальника участка. Старик нервничал в ожидании оперативной группы, проклинал здешние расстояния, измеряемые сотнями километров, и весеннее бездорожье.
В этот-то момент в конце времянки показалась тяжелая машина с автобусным кузовом и, разбрызгивая воду, стала приближаться к поселку.
«Что за притча? — удивился старик. — По воздуху, что ли, она? И почему только одна?»
Кравченко выскочил на крыльцо. Машина затормозила, обдав нижние порожки волной грязи. Дремавший в кабине человек в военной фуражке очнулся, приоткрыл дверцу, брезгливо осматриваясь, выбирал место, куда поставить начищенный сапог: кругом плескалась стоячая лужа. Из-за кузова вынырнул другой человек с двустволкой за плечами, в огромных роговых очках и брезентовом плаще. Он безбоязненно прошлепал кирзовыми сапожищами по грязи, легко одолел ступени и дружелюбно потряс руку Кравченко.
— Здравствуйте! — сказал он. — Я из каротажного отряда. Как буровые? Сегодня простреляем? Начальник не говорил?
Вслед за инженером появилась сухонькая старуха в шерстяном платке, с чемоданом и тяжелой котомкой. Она поставила чемодан к ногам Кравченко, напряженно оглядываясь по сторонам.
«Не те…» — сообразил старик и все-таки спросил:
— А как же группа?
— Какая группа?
— Военная. На ликвидацию диверсантов…
Услыша последнее слово, военный разом выпрыгнул из кабины. Потеснил старуху и инженера.
— Каких диверсантов?
Кравченко провел всех в контору и коротко рассказал о событиях нынешнего дня.
— Когда сообщили? — спросил военный.
— В начале шестого.
— Понятно. Мы выехали раньше, — огорчился военный. — Дорога скверная, скорее, чем к полудню, не будут… — И вдруг с сумрачным видом сказал Кравченко: — А бдительности у тебя никакой, дед. Чего ж ты у нас документы не спросил и выложил все разом? Вдруг мы и есть десантники?
Кравченко как-то весь осунулся, поник. Махнул рукой:
— Виноват… не сообразил.
И вдруг длинно, несообразно возрасту, начал ругаться:
— А, будь она трижды проклята, вся эта жизнь! Никому доверять нельзя! Разве уследишь! Вижу — свои будто.
Военный довольно усмехнулся:
— На этот раз не ошиблись. А все же поосторожней советую.
Инженер между тем сбросил плащ и остался в стеганом ватнике, перепоясанный новым, щегольским патронташем.
— Вот что, старик, — картавя, сказал он Кравченко, — приюти женщину пока и скажи мне, где искать Горбачева. Пойду помогать.
— Я покажу… — раздался неуверенный голос. На пороге стояла Аня с зеленой санитарной сумкой на боку, умоляюще смотрела на отца.
Федор Иванович насупился:
— Куда тебя несет? Начальник запретил совать нос на передовую — сиди!
— Не могу, — сказала Аня. — Сидела — не могу! Там уже выстрелы…
— Гляди сама, — смягчился старик.
Инженер вышел из конторы, сняв с плеча двустволку, близоруко щурясь сквозь толстые стекла очков. Аня последовала за ним.
Шофер, слышавший весь разговор, тоже достал из-под сиденья малокалиберку, направился за Бейлиным и Аней.
— Тайга за нас! — бодро крикнул он, потрясая винтовкой.
Только человек в военной форме никуда не спешил. Он достал из кобуры наган, прочистил его, пострекотал барабаном и присел за стол, к телефону. Пораздумав немного, поднял трубку и связался с оперативным начальством.
— Покамест сведений от болота не было, — доложил он. — Поселок брошен на одного старика и девушку-врача. Оба без оружия. Беру эту точку на себя, буду регулярно информировать о ходе операции… где группа? С шестерки звонили? Далековато… Ну что ж, придется держаться…
Кравченко с неудовольствием посмотрел в спину, перетянутую ремнями, увел старуху в другую комнату.
— Что за человек-то? — кивнул он на двери.
Старуха разматывала платок, тревожно озираясь по сторонам.
— А бог его знает. Угрюмый какой-то. Уполномоченный, сказывают, по воровству…
И вдруг вскинулась, схватила Кравченко за руки:
— Коля-то, Коля мой где?!
Федор Иванович задержал ее руку, тревожно кивнул в окно, на болото.
* * *
Если бы у Кати были часы, она бы знала, что пришла слишком рано, что целый час у нее в запасе. Она присела на тот самый пень, на котором позже сидел Илья, и стала ждать.
Она немного злилась на него. Не мог прийти пораньше! Мало ли, что она сама назначила в шесть часов, — парень, по обычаю, должен приходить первым, мучиться ожиданием: придет она или не придет? Так, во всяком случае, полагалось в книжках про любовь. А у нее выходило наоборот…
Но сидеть Кате пришлось недолго. Со стороны болота донеслось грубое мужское бормотанье, чужой, резкий голос. Кто-то ругал болото.
Катя насторожилась, но даже не успела встать.
Из-за кустов появилась огромная фигура в комбинезоне, с вороненым автоматом в руках и туго набитым рюкзаком за плечами.
Катя потерла глаза и щеки ладошками, будто пробуждая себя от дурного сна, а детина уже заметил ее, наяву вскинул на нее автомат и дружелюбно проговорил:
— Стой, стой, девушка! Доброе утро… Как раз тебя-то нам и не хватало!
Катя поднялась, растерянно опустила руки. Что за человек, откуда? Почему на нем странная одежда, а в руках военное оружие? Почему он тычет автоматом прямо ей в лицо?
Меж тем из-за плеча незнакомца вывернулся другой — кривоногий, низкорослый человек, забормотал на чужом языке, весело поглядывая на спутника.
«Вир хабен… руссиш» — эти слова Катя знала еще в школе, с пятого класса. Она с ужасом узнала язык… Она не понимала смысла всего сказанного, но чужие слова больно поразили ее — это были немцы!
Они, впрочем, и не таились. Высокий приблизился к ней почти вплотную, объяснил все:
— Так, фрейлейн… Нам нужно выбраться из этой паршивой местности. Не правда ли, вы нам не откажете в маленькой любезности: указать направление к… же-лез-ной дороге? Да?
Он ничем не угрожал ей. Растерянность Кати вдруг сменилась надеждой. Ведь ничего страшного еще не произошло, скоро придет Илья, нужно лишь как-то оттянуть время…
Но почему до сих пор нет Ильи?
Катя прислушалась к размеренному мощному дыханию тайги. Все было тихо, только внизу, с болота, по временам доносились шорохи и всплески воды.
Высокий перехватил ее движение.
— Вы тревожитесь за тех, кто в болоте? — любезно улыбнулся он ей, и его улыбка будто предлагала «фрейлейн» понять, что с нею просто заигрывают, что она обязана поддерживать эту игру, если не хочет навлечь на себя беды. — Будьте спокойны… Это наши друзья, они пойдут следом. Болото, к счастью, проходимо.
Катя молчала, до конца еще не представляя, что ей следует делать.
— Вам надо железную дорогу? — Она переступила с ноги на ногу.
Немцу, кажется, не понравился ее вопрос, но он снова улыбнулся ей:
— Да, да, очень… Это путь к цивилизации, домой.
Его настойчивые улыбки не достигали цели: они лишь помогли ей взять себя в руки, а минутная растерянность уступила место злой настороженности.
Немцы — чужие здесь, их пугает зеленая громада тайги, ее просторный весенний шум. Катя — дома, и тайга для нее спасительна и понятна вся, от высокого неба до последнего брусничного кустика. И скоро придет Илья!
— А как вы сюда попали? — собравшись с силами, задала она бессмысленный вопрос из желания оттянуть время.
— О, любопытство глупости… — усмехнулся немец и, шагнув к ней, повел автоматом: — Пошли! Выведешь нас на железную дорогу! Слышишь?
Катя не двигалась.
— Ну?!
Она покачнулась, отступила назад.
Тысячи решений, одно безрассуднее другого, вскипали в сознании.