— Из-за этого и неподходящая? — засмеялся Григорий.
— А как же? Надо от этих дел подальше, слышь…
— Ну, брат, зря мы тут и остановились. От крамолы, кажется, нигде не убережешься. Малость отдохнем и —. в путь! К утру как раз будем в деревне.
Проводники принялись было увязываться, но Григорий смело переменил решение. Место показалось ему настолько безлюдным, что грешно было бы не отметить его заявочным столбом. Он приказал проводникам вытесать два бревна, а сам вооружился лопатой и пошел берегом вниз по течению.
«Сколько же отмерить?» — мелькнула мысль, и Григорий вдруг с удивлением почувствовал в себе незнакомое и страшное любопытство к этой даровой земле. В нем поднималось чувство, которое нельзя было бы назвать иначе, чем жадность или тупой, темный азарт.
«Полно, да есть ли еще здесь нефть?» — пытался он сдержать внутреннее волнение.
«Сколько же… сколько же отмерить?» — опять запалился огонек азарта, а ноги тем временем уже спешили куда-то, несли вперед, чтобы отхватить как можно большую полосу земли. Он не хотел верить себе, а подошвы велико-устюгских сапог дробили и мяли гальку, чавкали в иле, печатали отчетливый след на влажном песке.
Берег круто пошел вверх. Тогда Григорий спустился под обрыв и двинулся над самой водой. Если бы не бурный ручей, падавший с обрыва в реку, он бы, кажется, вовсе не остановился.
«Здесь…»
Оглянулся назад. Вдали мерцал огонек костра.
«Здесь будет столб. Второй пусть останется там, у Чибью».
Принялся копать яму. Через полчаса проводники принесли отесанное бревно, и в устье безымянного ручья возник еще один заявочный столб — символ недвижимой собственности на Ухте. Оставалось установить такой же на стоянке.
Когда плыли вниз, к деревне, Григорий пристально смотрел на белые, маячившие в полуночных сумерках столбы до тех пор, пока они не пропали из виду.
Проводники молча налегали на весла: впереди ждал отдых и уют сельской избы.
Перевалило за полночь. Померкла луна. Где-то в низовьях Ухты всходило холодное, росяное солнце…
Гарин не терял времени даром. За две недели он добросовестно обследовал двадцативерстную полосу Ухты, не постеснялся переговорить с одичавшим Альбертини и замкнутым, настороженным штабс-капитаном Вороновым о возможности перекупки давно заявленных, но не используемых земель. И все же его труды пропали даром. Столбы непоколебимо и мертво торчали по берегам, охраняя чужие капиталы, а присутствующие при сем промышленники ни за какие деньги не желали расставаться с участками.
Гарин спустился вниз по реке, нашел свежие выходы нефти в устье Чибью и ручья Шор, но в тот же день обнаружил, что все это огромное пространство недавно застолбил какой-то инженер, приехавший в Усть-Ухту.
Пришлось снова возвратиться к Сидоровской избе. Там можно было взять проводника.
У козловского кабачка по-прежнему было людно. Пьяные рубщики остервенело ругали подрядчика Прокушева за какие-то обсчеты и тухлое мясо. Было видно, что просека продвигалась не шибко. Зато приказчик в лавочке уже сменил застиранную ситцевую рубаху на новехонький сюртучок и прицепил под толстым подбородком черный бантик.
Зная о поразительной способности лакеев копировать не только внешние привычки хозяев, но и самое их существо, Гарин без труда определил нынешнее материальное положение Прокушева. Впрочем, обилие недовольных и без того свидетельствовало о купеческом благополучии.
У прилавка на перевернутом ящике сидел Сорокин. Он недавно выпил стакан водки и теперь сосредоточенно выковыривал из консервной жестянки остатки еды. Осунувшееся лицо и скучные глаза были сразу же замечены Гариным, но он сначала бросил на прилавок полтинник серебра, выпил положенную треть стакана сивухи и только тогда, разжевывая черствый ломоть хлеба, обратился к Федору:
— Какие новости, знакомый?
— Новостей… нет. И, кажется, не будет, — хмуро сказал он.
— Гм… Категорично и невесело, — усмехнулся Гарин. — Почему же не будет? Уверяю вас, что рано или поздно будут большие новости! Если под ними, разумеется, иметь в виду живое, настоящее дело.
— Не верю… Все как во сне, как наваждение. Полусумасшедшие пьяницы, бездельники сидят у бездействующих вышек и спокойно наблюдают за своим полетом в трубу. А другие — целая орава столбопромышленников — терпеливо ждут горячего часа: вот-вот у бездельников хлынет нефть… Не правда ли, идиллия? — И добавил после грустного раздумья: — Положим, у Гансберга иное дело. Но ему кто-то мешает, и будущее Гансберга столь же неясно…
Гарин резко отодвинул в сторону жестяную банку, переменил тон.
— О, у вас совершенно здравые понятия! Это мне нравится. Вы что же… решаете самостоятельно включиться в эту возню или прибыли в сей благословенный край, надеясь на серьезного компаньона?
Сорокин прицелился взглядом в сухое энергичное лицо соседа, взвесил обстоятельства и, припомнив все свои сомнения, решил: пора начинать новую игру. К чему было оставаться служащим компании, которая не собиралась работать? Спекуляция на заявках пока ничего не дала ей, да, пожалуй, и не даст. Фон Трейлинг сидит себе в Усть-Сысольске и думать забыл о нефти, о деле, которое ему поручено хозяевами. Между тем Ухту может окупить только смелый и упорный труд: это, кажется, хорошо понимает умный человек Гансберг…
И дернуло же его послушаться на пароходе Гришку Запорожцева! Следовало тогда же, не теряя времени, прямиком двигать на Ухту — было бы больше пользы. Случай с мужиком, продававшим бочонок с нефтью, уже тогда определенно говорил, что Трейлинг несерьезный человек!
— Ищу компаньона, — сказал он. — Даже не компаньона, а хозяина, так как вложить в дело ничего не могу, кроме своих рук и головы.
— Для начала маловато, — опять усмехнулся Гарин, — Но все же это лучше, чем промысел Альбертини с месячным доходом в четыре рубля. Нам стоит поговорить серьезно… — Гарин с неудовольствием оглядел тесный кабачок, — Здесь — неподходящее место. Не хотите ли на берег? Разведем костер и поговорим кстати.
Ухта безучастно катила свои волны к устью, две-три лодки потерянно колыхались у обрывистого берега, не ведая о своих будущих путях. Свежий ветер прогнал комаров с открытого места в гущу ельника, набросился на берестяное пламя, разорвал его на длинные красные языки.
Гарин сидел над самым обрывом, обхватив руками колени, и мелкими затяжками изводил табак. Говорил не спеша, следя за далеким грузным облаком, постоянно менявшим свои очертания:
— У меня тоже не очень серьезный капитал… Но для первой скважины, думаю, хватит. Все дело в том, чтобы не ошибиться в ней, в этой скважине. Вы имеете какое-нибудь понятие о промышленной стороне дела? Нет? О, это хуже. Я, в сравнении с вами, почти профессор, да и то сбиваюсь. По многим частностям… Вот начистоту все. Если желаете, ударим по рукам! Разумеется, вы будете не только служащим. В любом деле надо иметь близкого помощника. Согласны?
Контракт был заключен, хотя Сорокин не решился еще открыть Гарину адресов десяти перекупленных заявок. Сейчас они не решали дела, а в будущем еще могли пригодиться.
— Что есть Ухта? — рассуждал часом позже Гарин. — Ухта есть речка. Геологически находящаяся в сфере Урала. Стало быть, нефть можно искать не только в устье Яренги, а на гораздо большем пространстве и, главное, в юго-восточном направлении… Нам предстоит много путешествовать. Помимо всего прочего, важно начать дело подальше от завистливых глаз. Я слышал, что у Гансберга даже грузы начали перехватывать. Гадко! Мы должны показать готовенькую нефть из глубокой скважины, тогда все враги мгновенно обратятся в союзников.
Сорокин утвердительно кивал головой.
— Туземцы говорят, что где-то в верховьях Пожмы есть целое нефтяное озеро… Слышали? Нет? Никто не слышал. А мы проверим… Во всех слухах есть доля правды!