Выбрать главу
а отбросить! Внимаешь ты, Птича?» — «Внимаю, — ответила Маня. — Не скули». После долгих блужданий они набрели все-таки на болотную лужу; вода в ней была черна. «Прямо кофе, заваривать не надо», — кривясь, проговорил Кир. Лужа была мелкой, и воду пришлось начерпывать крышкой от котелка, подолгу ожидая пока осядет муть. Кое-как им удалось набрать котелок черной теплой воды. Кир влез на разлапистую иву и, обозрев окрестности, увидел хвойную шапку горы. Они вернулись на гору запаренные, искусанные, с еле шевелящимися языками и сразу залезли в палатку, спасаясь от толпы преследовавших их комаров и слепней, растянулись на спальниках и продолжительное время лежали, ничего не говоря, а только шумно переводя дыхание и слушая жужжание кровососов. Потом Маня отважно выползла наружу, и вскоре на горе закурился дымок, она подбросила травы, и дым повалил гуще, сытный, плотный, вкусный. И облако кровососов рассеялось. Маня бережно повесила котелок с драгоценной влагой, с отвращением ощущая во рту пересохший язык. Заметив на ветке ближайшей сосны сверкнувшую крупную каплю росы, она встала, нагнула ее и лизнула, но капля оказалась горько-густой, тягучей, смолистой. Маня сморщилась… А все же рот увлажнился. «Я где-то читала, — с трудом выговорила она, — что в войну клали в рот камешек…» Кир безмолвствовал. Маня подбросила сучьев в огонь, обложила котелок ими, пылавшими жарко и радостно, но черная вода даже не шевелилась. Она еще подложила сучьев, отворачивая пунцовощекое лицо от красного жара, и стащила джинсы, осталась в одной рубашке. Дым и потянувший из открытых солнечных пространств ветер окончательно разогнали жужжащих тварей, и Маня скинула последнюю одежду, оставив лишь разноцветный жгут платка на голове. Наконец черная вода в котелке дрогнула, пошла кругами и нехотя взбурлила. Маня сняла котелок, насыпала в него заварки, положила пучок чабреца, плотно накрыла крышкой и позвала Кира: «Эй, иди дринчать, ореховая соня!» Кир даже не стал ворчать на «соню», а молча и быстро вылез из палатки, так что Мане пришлось его остановить. Но вот густая субстанция была разлита по кружкам, и, обжигаясь, Кир начал пить. На его лбу выступила испарина, глаза заблестели. «Человек — это машина для кайфа! — воскликнул он. — Нужно только быть немного садистом… Пфф! Мм… Ооо! Недаром „кайф“ арабское слово… Я теперь их понимаю, жителей Сахары». Маня возразила, что чай открыли не они, а жители Поднебесной. «Ну, у нас тут есть и свой чай, — заметил Кир, немного утолив первую жажду и кивая на стрелецкие малиновые шапки иван-чая, колышущегося повсюду. — И сидим мы под самым небом…» — «О, елы-палы, тебя поперло!» — со смехом воскликнула Маня. Кир смущенно взглянул на нее, потер вспотевшую переносицу и пробормотал, что в этой обстановке он поймал какой-то вирус, вирь. «Просто в тебе заработала основная программа, — сказала Маня. — Знаешь, что происходило с испанскими конкистадорами? Многие из них, оказавшись на Амазонке, впадали в мечтательность и оставляли отряды, уходили к индейцам». — «Ну, Птича, тебя я не оставлю, не бойся». — «Да я-то давно уже на Амазонке». Кир усмехнулся. «На шестом этаже посреди асфальта и труб?» — «Дурилка, — мягко ответила Маня, — я говорю о душе». — «Ну, начинаются байки из склепа». — «Хорошо, о психике. Против психики ты возражать не будешь?» — «Нет. И моя психика только укрепится от второй кружки этого пойла», — ответил Кир, протягивая пустую кружку. «Извини, но придется обломаться». — «Как?! Я только слегка губы смочил, Птича!» — «Нужно соблюдать питьевой режим». — «Так что, твоя Амазонка полный глюк? Это травмирует мою психику. Конкистадорам явно легче было… В Крыму мы купались бы и пили чистое вино. Прохладное кисленькое. И лопали бы фрукты. Персики, виноград, абрикосы. И знали бы, что будем делать дальше: то же что и вчера — валяться на песочке, нырять в волны. А захотелось пожрать — пожалуйста, кафе». — «Интернет-кафе, Кирчик?» — «Да ладно тебе, подруга. Если бы я был на самом деле такой упертый, то в рюкзаке таскал бы просто бяку, нотер, нутыбяку, короче — ноутбук, — и делов-то». — «Хм, как будто у тебя есть на него прайс», — ответила Маня. Кир ответил, что можно купить недорого и подержанный. Но… вообще, при чем тут все это? Виртуальной водой не напьешься. И он просит сейчас реальной воды. Маня пропела из Гребенщикова строчку о железнодорожной воде и все-таки сжалилась и налила в кружку Кира еще немного горного поднебесного чая. «Посмотрел бы я на этого гуру здесь на горе, — пробурчал Кир, — что бы он запел?.. Небось, не вылезает из „мерса“». — «Он пасется в Непале». Кир кивнул. «Ну, конечно, в гостиничном номере с холодильником, забитым „Будвайзером“». — «Меня
напрягает твой попсовый вкус». — «А меня эта обстановка, приближенная к боевой. Ты что, Птича, хочешь еще здесь понежиться рыбкой на сковородке?.. Отсюда надо сваливать как можно быстрее, искать бесперебойный источник аш два о». Но Маня не хотела покидать гору и предлагала вернуться в лес, которым они вчера проходили, и попытаться отыскать ручей; в таком сыром лесу вода должна быть. А Кир уговаривал ее идти дальше по заросшей дороге, — наверняка она приведет в какую-нибудь деревню, пусть и заброшенную. Они долго спорили, и Кир даже вспомнил о Книге Перемен: в конце концов, пусть она решит… Даром они ее таскают, что ли? Но Маня без рупий гадать отказывалась. Обсуждалово закончилось тем, что Кир ретировался в палатку и разлегся на спальниках, а Маня полезла на вышку — созерцать… Но вскоре послышалось тихое гудение мотора, Кир подумал, что надо бы засыпать угасающий и сильно дымящий костер. Он высунулся из палатки и сразу заметил человека, поднимавшегося в зарослях иван-чая. Голой Мане он забросил на вышку джинсы и рубашку, обернулся. Человек скрылся с головой в иван-чае, только малиновые шапки, качаясь, его и выдавали. Кир посмотрел, где лежит его топорик… Наконец к лагерю вышел круглолицый невысокий коротко стриженный человек в штанах «милитари» и такой же футболке. Отдуваясь, он вытащил носовой платок из кармана, отер щеки, внимательно оглядел лагерь, задержал взгляд на вышке, не здороваясь, спросил, давно ли они здесь? Кир ответил, что со вчерашнего дня; подумал и в свою очередь спросил: «А что?» Кругленький мужик молчал, озираясь. Потом спросил, видна ли отсюда дорога внизу? «Нет, не видна», — сказал Кир. Мужик кивнул. «И никто здесь не проезжал?» — «Ну, дорога-то не видна», — напомнил Кир. «Ясно, — сказал мужик. — А вы че, грибы собираете?» — «А вы?» — спросил Кир. «А мы — сведения, — сказал мужик. — Значит, никто здесь не проезжал?» Кир засмеялся. Мужик вдруг тоже улыбнулся во все смуглое потное лицо и, кивнув на прощанье, пошел вниз.