— Погоди, Ваня, к какому деду?
— А вот увидишь.
— Мы еще не были здесь, Ваня, я не помню, чтобы мы здесь когда-либо были, — сказала Зоя.
— Как же ты забыла эти места? Вот там, вдали, деревня, из которой взята Ириша. Вон Забавино, тут у нее всюду родня.
— Боже, а я не узнала! — воскликнула с радостью Зоя.
— Да мы подошли к ней с другой стороны.
Сосны редели, и открывались солнечные ржаные поля. Да, мы всегда входили в бор с другой стороны, в эти места обычно не заходили, и мы не в Иришину деревню пойдем, а хлебами, полями отправимся к дедку на хутор. Это ведь с его пасеки за взятком сюда в августе пчелы летят.
— Начнут брать, когда вереск зацветет. Тут в августе, — говорил Кире брат, — вереск до того полон меда, что даже брызжет на сапоги, когда по нему идешь.
Мы вышли на проселок, а там начинались ржаные поля — вначале под бором жидкая рожь, и на этих реденьких полях было много отцветающих и выгоревших на солнце васильков, а потом брат повел нас по мягкой, пыльной дороге, и после бора все было полно светом. День был просто удивительный по обилию солнца и света. Это тепло, исходящее от земли, и дуновение ветерка, и солнце сильное, и золотистый цвет спелой ржи, и свет облаков — вот все, что и сейчас, как и течение наших рек, таинственно живет в моей благодарной памяти и крови, ибо и кровь мою воспитывала наша земля и речное течение. Вот за что всегда сердце мое благодарило родную землю в самые тяжелые дни.
Мы медленно шли, а тут было чудесно. Сухо и горячо шумела золотистая рожь, с полей доносило сытный и телесный даже запах ржаных зрелых хлебов.
— Там уже начали жать, — сказал брат.
Он стоял, ожидая нас, а я помогал Кире и сестре собирать васильки.
— А помнишь, — сказала Зоя брату, — ты когда-то нас уверял, что все наши кузнечики по-китайски разговаривают.
— Да, — сказал я, вспомнив тот разговор, — кузнечики у нас говорят по-китайски.
— Как же? — спросила Кира, посмотрев на брата.
— Тише, — сказал я, — слушайте внимательнее.
— Но что же они по-китайски говорят? — спросила Кира, и радость играла в ее горячих глазах.
Брат, улыбаясь, предоставил мне сказать то, что когда-то долго нас забавляло.
— Чши-чш-чши, — сказал тогда я.
— А ведь и правда, — вскричала Кира, — но до чего же они торопливы. Разговаривают, веселятся и щелкают на лету.
А дальше, склоняясь, войдя в рожь, серпами жали бабы. Начали-то они, видно, на восходе, когда брат был еще в поезде, а мы спали, и, видимо, хорошо потрудились. По снопам видно было, какое тут тяжелое и доброе зерно, и уже снопов положено много, а тут же, у кустов, ребенок в тени сучил голенькими ножками на маленьком одеяле, и стояли крынки, покрытые завернутым в платки хлебом.
— Бог в помощь, — подходя к жницам, сказал брат.
— Спасибо, — ответило сразу несколько голосов.
— Вот и барышни помогать пришли, — распрямившись, сказала одна из них, немолодая, но, видно, веселая.
— А что же, — ответила ей Кира, — дай-ка мне серп. Я тебе помогу.
— Барышня, милая, — ответила та. — Да ты руку серпом порежешь.
— Ну уж нет, — ответила Кира.
— Да дай барышне серп, Агафья, — сказала та, что помоложе. — Пусть бабью работу и она испытает.
А уже все они смотрели на нас и на Киру. Веселая, полная вызова и задора, она передала мне васильки.
— Ну, что же, — сказала тогда пожилая баба, поглядев на своих и протягивая ей серп, — вот он, возьми.
Кира, оставив нас, под смех и замечания взялась помогать, и мои опасения, что у Киры не получится, сменились удивлением. Зоя просто остолбенела, и крестьянки, сначала сделав передышку, смотрели, делая замечания. И мы слышали:
— Смотри-ка, — говорила одна, — правильно захватывает.
— Ну и ну.
— Ай да барышня.
— Вот помощницу-то нашли.
Она, захватывая стебли, подрезала их серпом, клала, потом быстро скрутила свясло и перевязала свяслом сноп. Брат, улыбаясь, смотрел на Киру, он любил быстроту, легкость и во всяком деле сноровку, и он, как потом нам сказал, вначале боявшийся за нее, теперь с удовольствием смотрел, до чего она быстро и ладно жнет. Хороша она была, когда разошлась, чувствовалось, как все ее тело во время работы развеселилось, а две бабы помоложе взялись рядом с нею жать. Мы ею любовались.
— Кира неожиданная, — повторяла сестра, — что я тебе говорила, ты еще не знаешь ее.
— А ты что же не помогаешь? — спросила тут одна из баб Зою. — Вот, бери-ка мой серп.
— А я не умею, — растерянно ответила Зоя, смутилась и растерялась как еще никогда.