– Прощайся с жизнью, русский Дурак! – прошипел Кащей ему в лицо, дыхнув смрадом, и Иван почувствовал, как когтистые пальцы впиваются ему в горло.
– Ладно, Кащей, – прошептал Дурак, задыхаясь. – Но для начала скушай-ка вот это!
И он сунул в щербатый кащеевский рот последнюю свою таблетку, надеясь только на чудо.
Челюсти Бессмертного автоматически захлопнулись, как только таблетка оказалась в полости рта. Он хотел было ее выплюнуть, но не успел. Маленькое колесико прошмыгнуло в пищевод и быстро растворилось в слизи, не успев даже достичь желудка. Кащей поперхнулся и отпустил посиневшее горло Иванушки, который уже терял сознание.
Кащей Бессмертный завыл нечеловеческим голосом. Лик его исказился и позеленел, язык мертвой плетью болтался из открытого рта, извергающего бесконечный поток желтой рвоты. Живот Кащея раздулся от переполнивших его газов, разорвав прочную ткань доспехов. Ноги монстра подкосились, и он упал в лужу собственного дерьма, вылившегося из лопнувшего живота. Яд был страшной убийственной силы. Он действовал мгновенно и ошеломляюще эффективно. От одной капли этого яда мог скончаться целый полк. Но главной бедой Кащея было то, что он не мог скончаться. Он был бессмертным.
Когда Иванушка пришел в себя, он с трудом, превозмогая боль, поднял голову и осмотрелся. Кащей сидел подле и скалился, наблюдая за Иванушкиным пробуждением. Кащей был жив и здоров. Кащей был бодр, как спортсмен. Кащей злорадствовал.
– Смерти моей хочешь? – ядовито спросил он наконец, вдоволь насмотревшись на жалкие попытки Иванушки подняться с земли.
– Да, козел вонючий! Чтоб ты провалился!
– Ну и что? – уже более мирно проскрипел Бессмертный. – Провалюсь. Куда? С моим-то могуществом да с моей-то живучестью? Я, друг ты мой любезный, еще и не таких, как ты, встречал. Покруче были искатели моей смерти. Так что, поверь, убивали меня всяко. И, как видишь, все старания напрасно. Только буйны головушки свои потеряли.
Кащей сделался серьезным и задумчиво уставился в пространство.
– Я, Иван Дурак, и сам помереть бы рад, да не знаю, где смерть-то моя окаянная. Уж стараюсь, народ против себя настраиваю, девок ворую, деревни жгу. Ан нет, не нашелся еще тот добрый молодец, способный погубить меня. Нету на меня погибели!
– Врешь, паскуда! – прорычал Иван. – Врешь! Найдется и на твое свиное рыло кирпич!
– Ужель? – Кащей посмотрел на Иванушку с повышенным интересом. – Ты мне начинаешь нравиться, русский Иван!
Кащей подобрался поближе к распластанному на земле Дураку и доверительно прошипел ему на ухо, обдав могучей вонью из потревоженных отравой внутренностей:
– А что, Иван, можешь попробовать… Раз уж ты так хочешь со мной разделаться, то на вот, даю тебе шанс. Позабавимся?
Кащей снял перчатку и с трудом стянул с пальца какую-то вещицу. Протянул ее Ивану и сказал:
– У тебя есть ровно минута, Дурак. За эту минуту ты можешь придумать для меня любую казнь и произнести ее вот в этот прибор. Выдумывай, что хочешь. Можешь превратить меня в таракана, можешь рассыпать меня в песок, разложить на атомы, скормить крокодилам – мое могущество, моя Магия выше всего этого, Иван. Ты можешь даже разделить меня на мелкие части и разослать их в любые, даже самые отдаленные точки пространства и времени, мне все равно!
– Пространства и… времени?.. – машинально повторил Иванушка, задумчиво разглядывая врученный ему Кащеем предмет.
Это был массивный золотой перстень с красиво ограненным камнем, похожим на… трансвокер. Видать, не один только волосенькин сын стал жертвой превращения в камень…
Голос Кащея отвлек Иванушку от этих мыслей:
– Время пошло, Дурак! И только одно желание! Одно! И если я останусь после этого жив, то пеняй на себя!!!
Иван занервничал. Адская боль не давала ему сосредоточиться, сознание то и дело пыталось покинуть его.
– Ну давай, давай, Иван! Сделай это! Время выходит!
Иванушка медленно надел перстень на указательный палец левой руки. Время выходит… Время!
Дурак поднес перстень к губам и, тщательно выговаривая слова, произнес!
– Хочу, чтобы время Кащея пошло вспять, к моменту его рождения, хочу, чтобы его мать, кем бы она не была, скончалась во время родов, убив тем самым и своего сына… Пускай ты не родишься совсем, поганый ублюдок!